сняться тучею с поля словесности и опрокинуться в Неву
Всегда хотела написать максимально двусмысленный гомоэротичный броманс. С полиаморией. В этом мне внезапно помог фандом группы Queen.
Постепенно будут появляться Брайан, который шипперит фроджер, Роджер, который шипперит фрайан, Фредди и Джон, которые шипперят мэйлор. Мэйлор натурально оказался каноном, поэтому его больше всего. Ожидаются попытки ревности, страстные поцелуи, любовь втроем (или вчетвером, я еще не знаю), секс, - и все это останется низкорейтинговым дженом.
Ах да. Все основано на реальных событиях. Оно действительно почти документальное.
Все щедро посыпано сахаром и стеклом. Местами залито Moët Chandon. Лично мне очень вкусно.
On going.
Почитать на фикбуке
Глава первая, в которой Брайан и Роджер проживают целую жизнь
примерно 3500 слов
Май 2008
— Ну что, новоиспеченный доктор Мэй, — говорил Роджер, открывая бутылку пива и протягивая ее Брайану, — Чин-чин! Ты толкнул очень трогательную речь на вручении.
Они стояли на веранде, солнце слепило даже через темные очки, нос щекотали запахи земли, молодой зелени и чего-то цветущего. Как будто они снова были молодыми и бедными студентами: поздняя весна, и Брайан в кругу близких отмечает очередной виток своей научной карьеры.
— Я даже рад, что ты не сделал этого раньше. В этой мантии ты и сейчас выглядишь слишком горячо, а тогда отбил бы всех моих девчонок.
— Очень мне надо.
— Ага, и не заметил бы. Всегда был близоруким умником.
— Да заткнись ты. Сам-то когда всю жизнь дальше трех метров не видел. Как оно, кстати, коррекция твоя?
— Довольно хорошо. После операции казалось, как пыль с телевизора стер. Столько красок, столько деталей! Сейчас уже привык, конечно.
Брайан, вопреки своему обыкновению, немного выпил и теперь трогательно и счастливо щурился на солнце и отдувал с лица прядь волос, которую ветер упорно старался намотать ему на нос.
— Что это у тебя, Брай? Ты что волосы красишь?
— Вовсе нет!
— Мне-то не ври, я на этом собаку съел.
— Ага, ага, красился то в цыплячий, то в лягушачий, — поддел Брайан, вспоминая, как Роджер вместо того, чтобы осветлить свой блонд, случайно покрасился в зеленоватый цвет.
— Да иди ты. Ты что, серьезно закрашиваешь седину? Я тебе еще когда говорил, что это написание дипломов убивает людей, а не рок-н-ролл? — Роджер осекся, поняв, что сказал глупость, от которой им обоим сейчас будет больно, и перевел тему.
— Джон тебя поздравлял?
— Да, он звонил, говорит, у него все в порядке. Но без подробностей. Опять обсуждали возможность снять фильм.
— Про Фредди?
— Про Фредди. Мне кажется, мы теряем Джона.
— Доктор посоветовал? Что-то серьезное?
— Что? — недоуменно переспросил Брайан.
— Что? — ответил Роджер. — А ты о чем говорил?
— Сказал, что мы теряем Джона.
— Мне послышалось, ты сказал что-то про «мерить давление». Блядь! Дети смеются, что на все вопросы я отвечаю «полседьмого».
Брайан покивал. Снижение остроты слуха и артрит пальцев — профессиональные болезни рок-звезд. В случае Роджера, пожалуй, стоило бы добавить еще заболевания печени.
— Мы давно его потеряли, — продолжил Роджер. — Ты же сам говорил, что у нас было всего два варианта, и Джон предпочел уйти в себя и погрузиться в апатию, а мы — работать. Ты еще как-то красиво это сказал…
— Не помню. Что-то вроде «работать так, чтобы в конце дня от усталости не чувствовать собственного тела».
— Ага. Ты знаешь, Брай, мне страшно. Мы с тобой снова остались вдвоем, как в самом начале, до Фредди…
Из дома выглянул Руфус, семнадцатилетний сын Роджера:
— Эй, там передают, что лимонный пирог готов. О чем болтаете?
— Да вот, — улыбнулся Брайан, — Нам, наверное, пора писать мемуары. Думаем о соавторстве.
Роджер усмехнулся:
— Я половины не помню. А ты, чертов трезвенник, помнишь, но не напишешь, потому что тебе стыдно, — Роджер обличающе ткнул в грудь Брайна горлышком бутылки, едва не облив его пивом.
— Не прибедняйся, Роджер, у тебя отличная память. Кто вспомнил риф "Under pressure", когда его забыл Джон?
— А в другой раз забыл на концерте слова "I'm in love with my car"! Да и риф в мемуары не напишешь.
— А названия отелей, имена подружек, размеры джакузи в конце концов? — настаивал Брайан.
— Ха! Помню, что у тебя джакузи меньше, чем у меня!
— Не уверен, что хочу знать подробности, — заржал Руфус и демонстративно закатил глаза. — Короче, кому не достанется пирога, тот сам виноват.
— Ты что, серьезно помнишь про джакузи? — спросил Брайан с самым ироничным выражением лица, когда Руфус ушел.
— Ну да. Мониторю, чтобы ни у кого из друзей не была больше.
— Господи, Роджер, — Брайан буквально согнулся от смеха, упершись лбом Роджеру в плечо. — Ты мой кумир. Рок-звезда как она есть!
— Бывших рок-звезд не бывает, сам знаешь, — сказал Роджер, глядя, как Брайан, отсмеявшись, переводит дыхание, — А вообще пусть пишет Джон, он самый младший.
— А ведь это он вытащил нас записывать «Made in Heaven», — задумчиво отозвался Брайан. Ему не хватало Джона, до сих пор очень не хватало. Прошли годы, прежде чем он почти перестал винить себя за то, что они потеряли и Фредди, и его, — Я постоянно думаю о них обоих. Частенько просыпаюсь и думаю: «Неужели это действительно было со мной?». Даже сегодня утром об этом думал.
Роджер помолчал, потягивая пиво, а потом заявил:
— Я никогда не говорил тебе, но ты хуево спел последний куплет «Mother love». Плоско, неэмоционально, слишком интеллигентно.
Роджер знал, сколько дублей ушло на этот куплет и как Брайану ужасно тяжело далась запись последней песни Фредди. Как никто другой он знал, что «плоско и неэмоционально» в случае Брайана — это признаки мучительных переживаний. Его друг загонял чувства в себя, закрывался и пытался справиться сам, притворяясь, что все в порядке. Но оба знали, что если Роджер перестал избегать болезненных тем, значит почувствовал, что Брайан наконец выкарабкался. И Брайан был ему за это благодарен.
— Ну это и хорошо, — продолжил Роджер, — По крайней мере ты, когда пел это, не представлял, в отличие от Фредди, свою скорую и мучительную смерть. Прости, я, кажется, немного надрался, — Роджер хлопнул друга по плечу, хлебнул еще пива, и они молча уставились на какой-то розовый куст.
Вообще-то он думал. Тогда, после смерти Фредди, Брайан еще перебирал варианты приемлемого суицида. Да и много раньше, в 75-м, когда он лежал в больнице сначала с гепатитом, а потом с язвой. Иногда он думал, что умрет там. И уж точно не сомневался, что никогда не будет играть в группе. Друзья таскались к нему каждый день. Фредди очаровывал медсестричек, рассказывал невероятные байки и идеи и таскал что-то непотребное: например, однажды приволок ананас. Кому он в итоге достался, Брайан не помнил: его тогда тошнило и выворачивало даже от жидкой кашки, и раз в два дня ему ставили капельницу с глюкозой. Все трое по очереди просто сидели с ним, приносили и читали книги, рассказывали, что делают в студии. Когда выяснилось, что они оставляли в треках места для соло Брайана, он растрогался до слез. Роджер иногда бунтовал («Брай, ради бога, я нихера не понимаю в этом радио… гамма… блядском излучении! Фредди эту муру принес — пусть он и читает! Я был не прав, «В поисках утраченного времени» наверняка охуенная книга!» — «Там семь томов, Родж» — смеялся Брайан и смотрел, как Роджер вполголоса клянет мерзких лягушатников и свое утраченное время, — Ладно-ладно, шучу, перескажи, что там в «Стартреке» было») и рассказывал, как дела в университете (дела были из рук вон плохо, но Брайан делал вид, что верит). Брайан не думал, что вернется, но он вернулся. Это было серьезное и важное переживание: он знал, что чувствуют обреченные, и он знал, что ребята его не бросят. Никогда. Но почему-то они не смогли помочь выбраться Фредди…
— Ground control to doctor May (1)! Эй, Брай, отвисни! Ну прости, я ляпнул, не подумав, — Брайан только отмахнулся: он уже больше тридцати лет не мог сердиться на Роджера, и оба это знали. — Ты вон вообще программируешь драм-машины, не знаю, почему я до сих пор с тобой разговариваю.
1973-1974
Роджер ненавидел мертвый звук: драм-машины, фонограмму, синтезаторы. Первые десять лет на каждой пластинке они писали «no synthesizers» — все, что можно было принять за синтезаторы, играл Брайан на своей old lady. Фонограмму они все ненавидели — даже сильнее, чем Нормана Шеффилда. В 84-м в Италии было проще, тогда Фредди откровенно издевался, вытворяя на сцене все что угодно, кроме того, чтобы петь в микрофон, попадая под фонограмму. Хоть какая-то отдушина. Но десятью годами ранее на «Top of the Pops» было иначе, и Роджер вспоминал эти дни записи с ненавистью.
Было запредельно уныло. Из-за какой-то забастовки они снимались в студии прогноза погоды, где было душно. В «зале», изображая фанатов, тусили какие-то подростки и престарелые диджеи. Еще можно было как-то смириться с блядскими костюмами (спасибо за них Фредди), — но не бутафорской аппаратурой! Роджер несколько раз коснулся палочкой тарелки — ничего, никакого звука.
— Фредди! — тихо позвал он. Но Фредди был поглощен тем, что поправлял свою металлическую перчатку. Брайан поймал его взгляд и подошел поближе, — Они, мать их, пластиковые! — кипятился Роджер, ударяя еще раз по хай-хету, — Это ж каким гребанным извращенцем надо быть, чтобы такое придумать…
— Гитары и микрофон тоже не подключены, — печально отозвался Джон.
— Блядство! — Роджер некстати вспомнил, что курить в этой чертовой студии, конечно, нельзя.
Брайан как мог останавливал его от членовредительства, говоря, что им позарез нужно попасть в телевизор, иначе Роджеру придется всю жизнь пломбировать зубы, а Фредди — торговать шмотками на рынке. Подействовало.
А Брайану даже понравилось: обычно он был поглощен игрой, а тут мог оглядеть зал, где танцевали девушки в облагающих нарядах. Должно быть, все-таки неслучайно именно Брайан написал «Fat bottom girls» — он всегда был настоящей рок-звездой, хоть и не вполне стереотипной из-за своего научно-космического бэкграунда. Если Фредди постоянно заносило то в водевиль, то в оперу, то в поп, а Джон был поклонником фанка и «черной» музыки, то Брайан и Роджер всегда стояли за «true» рок — пусть мелодичный, но с достаточно тяжелым и сильным звуком, с настоящими виртуозными соло, и разумеется, с живым звуком.
Они всегда были близки в своих стремлениях, во взглядах на музыку и чувствовали родство, подобное братскому. И как любые братья, любили и ненавидели друг друга. Это было замечательное время, даже несмотря на то, что они редко были согласны хоть в чем-то. Роджер слушал все подряд, что-то отметая сразу, на чем-то останавливаясь, черпая вдохновение ото всюду. Однажды он полдня с криком доказывал Брайану, что «The man who sold the world» Боуи — отличный альбом, а оставшиеся полдня молчал и мрачно пил чай с медом, чтобы показать свою обиду и подлечить надорванное криком горло.
1976
— И ради этого ты нас вызвонил вечером в студию? — На всякий случай уточнил Брайан.
— Боже, Родж, ты кислоты обожрался, когда писал это? — Фредди остановил демо-запись, — Трезвое человеческое существо не может петь и…
— Верещать, — вставил Брайан.
— Верещать и дубасить по инструментам с такой скоростью, — закончил Фредди.
— Ладно, я не люблю панков, но не против панка как музыки… — Роджер показал Брайану фак: пока миром правил панк, Фредди проповедовал балет, но даже он поддержал песню Роджера. Примерно через полгода Фредди окончательно разочаруется в панках и спустит с лестницы Сида Вишеса, который нелестно отозвался об отношениях рок-н-ролла и балета. — Джон, кажется, тоже не против, — Фредди обернулся к басисту, который по памяти наигрывал риф из записи Роджера.
— Ничего, — отозвался Джон. — Черт! Все-таки слишком жестко. Последний медиатор сломал.
— Одолжить 6 пенсов? — улыбнулся Брайан, — Я уже лет 8 не могу сломать.
Джон только покачал головой:
— Ребят, я тогда пойду, поздно уже, а я обещал Веронике помочь с потомством.
Джон ушел к жене и детям, потом уехал с ними в небольшой отпуск, и, когда дело дошло до записи, как-то само так вышло, что Роджер записывал для «Sheer heart attack» и вокал, и барабаны, и бас, и ритм-гитару. Ему не было обидно, наоборот, иногда даже приятно вот так взять и сделать всю песню самому. Роджер не исключал, что однажды займется сольной карьерой. У Фредди в те дни, кажется, были какие-то разногласия с Мэри: после звукозаписи и репетиций он все чаще куда-то быстро уезжал и выглядел при этом немного обеспокоенным.
— Ну вот, — сказал Роджер, когда Брайан выключил в студии свет, — Несмотря на все перемены, мы с тобой так же много времени проводим вместе. Это напрягает.
— Это просто отвратительно! — рассмеялся Брайан. — Кстати о переменах, будешь моим шафером?
— Шафером? — переспросил Роджер. Его веселость куда-то улетучилась.
— Да, я хочу сделать Крисси предложение.
Это решение далось Брайану нелегко, и он хотел, чтобы Роджер поддержал его. Роджер, его лучший друг; тот, с кем они пережили и еще переживут так много; тот, с кем Брайан никогда не расстанется.
— А знаешь, что, Родж? Давай двинем в Шотландию за пару дней до тура? Я смотрел прогноз, обещают почти лето.
Роджер снова заулыбался:
— И никому не скажем.
Брайан угукнул, тепло и немного смущенно улыбнулся и потянул Роджера за рукав в сторону от проезжей части.
Но уже через неделю, во время интервью, Брайан по рассеянности их выдал:
— Да, спасибо, нам здесь очень нравится, вы приятная публика, и здесь очень красиво. Нам с Роджером удалось улизнуть на пару дней раньше сюда, в Перт, и никто не знал, что мы здесь. Мы просто вышли на пляж…
Они отправились к морю, не заезжая в гостиницу («Брай, ты сказал им, что мы хотим комнату с видом? Я не хочу пялиться утром на какую-нибудь фабричную трубу, как в прошлый раз»). Взяли из машины пакеты с едой из супермаркета и прошли через небольшой сосновый лес, оставив в стороне поле, на котором семья с двумя детьми запускала воздушного змея.
— Как я спекся в этой чертовой тачке, — ворчал Роджер.
— Тсс, — остановил его Брайан. — Слышишь?
— Что именно?
— Шум. Это прибой, — с мечтательной улыбкой сказал он, — Пойдем скорее.
— Вон там твой друг дорогу перебегает. А я сначала подумал, что крыса, — Роджер показал пальцем и начал протирать солнечные очки. Действительно, тропинку пересекла юркая белка, забралась на метр по стволу и замерла.
— Жалко покормить нечем.
— Ты знаешь, я как раз ступил и купил к пиву несоленые сырые фисташки, — он порылся в пакете и протянул Брайану упаковку.
— Роджер, только, пожалуйста, никакого алкоголя, пока не доедем до гостиницы.
— Брай, да я что по-твоему, совсем еблан тупорылый? Ты слишком дорог и мне, и мировой музыке, чтобы я пытался так бездарно убить тебя.
Брайан смешно чокал, подзывая белочку и показывая ей орехи.
— Какая милаха, — сказал Роджер, присаживаясь на корточки рядом с другом и наблюдая, как зверек опасливо тянется к руке Брайана.
— Не вздумай гладить, — предупредил юный любитель живой природы, — У них такие зубы и когти, что до кости может разодрать, если испугается.
— После того, как на меня нашипел фреддин Том, я вообще никого не глажу.
— Да? — переспросил Брайан, — И что сказал Фредди?
— Извинился. В смысле, передо мной. Оказывается, я ему дороже любимого кота.
— Оо, — Брайан скорчил заумную рожу, — Это дорогого стоит. Скажу тебе, что это и есть настоящая любовь, приятель.
Белка отбежала со вторым орехом, закопала его и, похоже, раздумала возвращаться.
— Ладно, Брай, пошли. Жарко, сил нет. Я хочу в воду.
На пляже было безлюдно. Солнце уже прошло зенит и должно было сесть через несколько часов. Широкая песчаная полоса далеко тянулась вправо и влево, и идти, увязая по щиколотку в горячем песке, было тяжело. Вода была нестерпимо яркая, и от серебристых отблесков перед глазами несколько секунд плыли темные пятна. Остановились, не доходя до полосы пахнущих рыбой мокрых водорослей, выброшенных на берег.
— Отлив, — сказал Брайан, — Полчаса будем заходить на глубину. Видишь, волна разбивается метрах в двадцати? Там максимум метр.
— Плевать, — Роджер уже бросал на песок джинсы, — Ты идешь или будешь наблюдать с берега, как я топлюсь?
Вода оказалась достаточно холодной, поэтому вместо спокойного медленного заплыва подальше в море они ныряли в волнах на мелководье, гоняясь друг за другом. Брайан вспомнил, что Роджер боится щекотки, и коварно этим воспользовался. Роджер хохотал до икоты, выворачиваясь из его рук, наглотался воды, замерз до дрожи и только тогда решил, что с него достаточно.
— Я соленый, как вобла, — жаловался Брайан на берегу. Роджер зажег сигарету, встал с песка и сел с подветренной стороны, чтобы дым шел от Брайана. Его пышная шевелюра эффектно трепалась на ветру, норовя залезть в глаза и рот слишком близко севшему Роджеру.
— Зато от соли у тебя волосы еще сильнее вьются. Мне нравится.
Брайан только улыбнулся:
— Хорошо тут, тихо, спокойно. Еще и закат будет — романтика да и только. Тебе бутерброд с сыром или с ветчиной?
— Не жадничай, положи и то, и другое, я так проголодался, что и тебя могу съесть.
— Это ты не жадничай: ветчина и так вся твоя.
— Не загнись со своим вегетарианством, не хочу снова тебе передачки в больницу носить. И не клади хлеб на песок, а то не отплюемся потом! — Роджер задумчиво пожевал бутерброд и продолжил, — Было у меня как-то свидание на пляже с одной девчонкой. Ты даже не представляешь, из каких мест я потом этот песок вытряхивал. Секс на пляже хорош, только если речь о коктейле.
— Хорошо, что предупредил, я как раз собирался тебе предложить, — поддел Брайан.
— Нет-нет, Брай, даже не проси. И алкоголь и не алкоголь ждут до гостиницы, — включился в игру Роджер.
— Ну вот и кради тебя ото всех и вези на море смотреть закат после этого, — притворно расстроился Брайан.
— Это я тебя привез.
— А я тебя украл.
— Точно.
Было здорово лежать на мелком песке, повторяющем форму тела и прислушиваться к шуму волн. Брайан читал какую-то книжку. Роджер накрыл лицо футболкой и грелся на солнце.
— Перевернись, сгоришь, — Брайан легко пинал его босой ногой в бок. Кажется, Роджер задремал.
— Ну что, фрукты или пирожные? — Роджер полез в пакет.
— Что у тебя там? Грейпфрут? А пирожные какие?
— Эклеры.
— С колой и то, и другое не пойдет.
— Ладно, если хочешь, давай выпьем вина и заночуем на пляже.
— Давай сожрем грейп, обольемся его соком и посмотрим насчет вина.
— Отличная идея. Были только солеными, теперь будем еще и горькими, как грейпфрут. Надо еще измазаться эклерами. Фредди бы понравились наши гастрономические изыски.
— Угу, угу, — отозвался Брайан, — Давай, мой сладкий, ты купил этот цитрус, ты его и чисти. Салфетки-то есть?
— О футболку вытру.
Вечером похолодало. Солнце последними лучами пригревало спины и подкрашивало море в оттенки розового. Песок предсказуемо хрустел на зубах, соль разъедала выбритый утром подбородок. Умиротворение накатывало на Роджера, как волны на берег. Они сидели, накинув одну куртку на плечи, а другую — на ноги так, что у одного мерзла левая сторона, а у другого — правая. Наверное, только сиамские близнецы могут чувствовать такое единение друг с другом. Было невероятно хорошо. Над горизонтом показалась яркая звезда, и Роджер знал, что сейчас Брайан скажет, что это Венера, а немного позже начнет показывать созвездия. Облаков почти не было, и городские огни были далеко — может, им повезет, и они увидят Млечный путь.
— Прилив начинается, — заметил Брайан, — Он тут может быть метра три. Пойдем, пока пока нас не смыло и не стемнело. Идти ночью через лес — не лучшая идея.
Роджер с сожалением поднялся.
— Ты придумал, что мы будем делать завтра?
— Замок, дворец, художественная галерея, старый город с ратушей и собором. В таком порядке. Так что встаем пораньше.
— Господи блядский боже, зачем я спросил? — расстроился Роджер, — И перестань ты губы все время облизывать, обветрятся.
— Да они уже. Соль, ветер… — пробормотал Брайан. — Ладно, пренебрежем галереей, наверняка она плохая. А прогулку по старому городу совместим с едой и пивом, идет?
На свете не было и не могло быть друга лучше, чем Брайан Гарольд Мэй. Умиротворенный Брайан, счастливо глядящий на звезды и никогда — под ноги («Все равно темно, Родж, зачем смотреть на дорогу? Навернусь, значит, навернусь»). Они уже подходили к машине, когда Брайан задрал голову кверху, немного покружился на месте и сказал:
— Какая дивная ночь. Мы живем почти что в жопе галактики, ближе к краю диска, но нам досталась комната с видом. Смотри, это же Млечный путь.
— Не могу поверить, там было тихо и спокойно… Мы хорошо провели время, — закончил Брайан.
Журналист попытался было что-то спросить, но Роджер опередил его, чтобы поделиться особенно важным замечанием:
— Там было жарко и солнечно.
Джон и Фредди недоуменно переглянулись: «Hot?», Фредди тихонько захихикал, а Брайан, похоже, погрузился в воспоминания и ностальгически вздохнул:
— Очень мило, да…
1969
Бывают родственные души, в кого влюбляешься сразу и навсегда. Он пришел на прослушивание в Империал Колледж, представился Брайану и Тиму Роджером Тейлором — и стал что-то подкручивать в своих барабанах. У него были приятный голос и очаровательная жизнерадостная улыбка. А еще большие голубые глаза и красивые кисти рук — но это Брайан разглядел ко второй репетиции. Еще до начала прослушивания Брайан поймал себя на том, что симпатизирует этому кандидату и очень хочет понравиться ему тоже. Роджер оказался прекрасным ударником, просто чудесным подарком судьбы: его барабаны и гитара Брайана звучали, как разлученные половинки одной души.
Роджер тоже был в восторге от гитариста: Мэй играл самозабвенно, с полной отдачей, но слушал товарищей, и под него было легко подстроиться. Брайан на сцене казался стеснительным, но буквально лучился счастьем, ни у кого из музыкантов Роджер не видел таких сияющих радостью глаз. Уже через неделю Роджер называл его про себя не иначе как «Мой Джимми Хендрикс.»
Они проживут бок о бок всю жизнь, переживая друзей, расставаясь и сходясь с женщинами, но никогда не оставляя друг друга. И даже через 50 лет Брайан так и не сможет описать свои первые впечатления словами («Это было как тра-та-та-та-та-та-щщщщ-тррррррра-па-па-па-па»), а Роджер будет поддевать друга: «Настоящий гитарист — даже не догадывался, что барабаны тоже можно настраивать.»
Примечание:
(1) "Земля вызывает доктора Мэя" (англ.) — Отсылка к первой строчке песни Дэвида Боуи "Space Oddity".
Глава вторая — о судьбе и счастье, — в которой с появлением Фредди все неуловимо меняется, Фредди рассуждает о любви, а сюжет почему-то вертится вокруг его кровати
где-то 5300 слов
1965
Фредди Булсара был на распутье. Ему было 18, и он оказался в Лондоне — месте, куда рвался полжизни, где все его мечты должны были стать реальностью. Для его семьи переезд был большим ударом: они обосновались во Флетеме — пригороде пригорода Лондона прямо рядом с Хитроу. Маме, привыкшей, что ее дом полон слуг, пришлось устроиться в магазин одежды, чтобы сводить концы с концами. Родители настаивали, чтобы Фаррух (родители еще не знали, что он Фредди) получил «нормальную» профессию и стал адвокатом или бухгалтером. Сам Фредди был уверен, что ему нужно художественное образование — такое, как у знаменитых музыкантов: Чарли Уоттса или Пита Таунсенда. (1) Бедность ничуть не страшила его, не было ни малейшего сомнения, что это не навсегда.
Он заслушивался Beatles, Kinks, Rolling Stones, пиратским «радио Кэролайн» и вообще всем, что попадалось под руку в барах, на случайных концертах, в гостях и в музыкальных салонах, где обычно оседали его последние деньги. Фредди чувствовал себя в своей среде, вокруг было полно возможностей, он не упустит свой шанс — пусть сейчас однокурсники и знакомые посмеивались над его зубами, акцентом и «не крутым» старомодным прикидом. Фредди перебивался случайной работой и верил, что станет звездой.
В том же Флетеме, в паре кварталов от дома Фредди один тощий студент-физик тоже был влюблен в музыку. С помощью отца он уже почти закончил свою самодельную гитару. На это ушло почти два года, но она была прекрасна, его Red Special. Еще ни одна в мире каминная полка, ни одни мамины перламутровые пуговицы не становились звездами — возлюбленная Брайана Мэя исправит это. Чуть раньше они с отцом собрали и телескоп, он тоже будет много значить в жизни Брайана, но всемирной славы не принесет. Не потому, что телескопы хуже гитар, просто у этих леди и джентельмена были слишком разные судьбы.
Тогда же в корнуольском Труро один миловидный юноша со взрывным характером уже забросил гитару, чтобы посвятить свою жизнь барабанам. По иронии судьбы звездами занимался Брайан, а в Предназначение (именно так — с большой буквы) верили Фредди и Роджер. Учеба Роджеру была скучновата, он всегда хотел играть в группе, и через 3 года в Лондоне звезды сложатся так, что он откликнется на объявление, написанное Брайаном Мэем.
Всю осень в одном из гаражей Лейстра репетировала группа «Opposition», сколоченная четырнадцатилетним Джоном Диконом, чтобы в конце года заработать свой первый гонорар в 2 фунта. Они много экспериментировали и отрывались, как могут только подростки, наплевав на все правила, не углубляясь в нотную грамоту, не имея нормального оборудования, почти не умея петь. Джон, перейдя к ритм-гитаре (а вскоре и к басу) после акустики, к недоумению друзей остался верен привычной технике и не использовал медиатор. Эта «непрофессиональная» игра пальцами через пару лет станет его фишкой. В 1969 Джон с отличными оценками поступит в Технологический колледж в Челси, и решит полностью посвятить себя учебе. Но он будет без конца слушать Deep Purple, он начнет отращивать волосы, он попросит мать прислать ему из дома его гитару и усилитель — Джон все-таки не сможет без музыки. Он увидит выступление Queen в первый год обучения: четверо парней в черных балахонах на плохо освещенной сцене будут похожи на приведения и не произведут на него ровно никакого впечатления. Еще через год он придет к ним на прослушивание, принеся с собой будущего всеобщего любимца — самодельный «усилочек Дикки», — и тогда их созвездие сложится окончательно.
1969
— И тут я понимаю, что шнуру от гитары не хватает буквально десяти сантиметров, чтобы достать до усилка! — едва ли в их шумной компании кто-то еще не слышал историю Тима про прошлый концерт, но все слушали с восторгом, как в первый раз. Это была история успеха, Smile вышли на новый уровень, и все неравнодушные отмечали это дело третий день. — И вот я бегу обратно и понимаю, что чертова сцена деревянная, и зря я вышел босиком, потому что у меня уже все пятки в занозах!..
— Эй, эй, Фредди, мы здесь! — перебил Роджер, подскочив с места. — Там Фредди, — объяснил он друзьям, — Ну помните, тот, с зубами…
Кто-то в уголке пошутил, что можно уйти со стоматологического факультета, но нельзя перестать быть стоматологом. Конечно, все помнили Фредди. Как не запомнить человека в шубе на голое тело, с роскошными черными волосами и манерами денди?
***
Три дня назад он подошел к ним после того знаменательного разогрева у Хендрикса и сказал что-то вроде:
— Привет, я Фредди! Ребята, вы замечательные, блистательные, просто великолепные. Но вам нужно сделать то, и то, и еще это! Больше играть с публикой, добавить драматичности! Больше звука, больше света!
— Окей-окей, Фредди, — смеясь, остановил его Брайан и громко спросил у Тима, — Кто этот парень вообще?
— Я певец, — Фредди вздернул подбородок и снисходительно добавил, — дорогуша.
— М, правда? Окей, приятель.
— И нужно, чтобы были костюмы, настоящие сценические костюмы! — продолжал махать руками новый знакомый, — Пусть все выступают в джинсах и рубашках, это не интересно. Интересно, когда шоу!
— Шоу? — заинтересованно протянул Роджер. Вообще-то он не имел ничего против сценических костюмов.
— О, это было такое крутое соло в «Keep yourself alive»! — немедленно набросился на него Фредди, — Вы вдвоем просто как Митч Митчел и Джимми Хендрикс! (2)
— Ха! — усмехнулся Брайан, — а ведь мы и искали барабанщика именно в духе Митчела… Я Брайан Мэй — представился он.
— Я знаю! — Фредди чуть было не заулыбался во все свои тридцать-сколько-их-там-у-него зуба, но в последний момент смутился, прикрыл рот кулаком, кашлянул и, впершись взглядом в стену за спиной ребят, пожал руку Брайану, — Про Роджера мне Тим тоже рассказывал.
— Можешь звать меня, как все, «Sex on legs»! (3) — заявил Роджер и хлопнул Фредди по плечу. — Пойдем догоним Тима и выпьем за наш успех! Поможешь допереть барабаны? — Фредди с готовностью согласился, а Роджер продолжал, — Про шоу это ты правильно говоришь, и с прикидом надо бы что-то придумать. Хотя эта шуба на волосатой груди делает тебя похожим на греческого сутенера, приятель!
— Слышу зависть в твоем голосе, Роджер! — поддел Брайан.
***
— Хендрикс — бог рок-н-ролла! — орал через пару часов пьяный в хлам Фредди, — Electric Ladyland звучит как оркестр из трехсот гитар — когда я слышу это у себя в голове, я чувствую себя пагодой, вращающейся в небесах! — он вскочил из-за стола и, раскинув руки в стороны стал кружиться на месте.
— Тим, а он стихи не пишет, нет? — полушутя спросил Брайан.
— Что, хочешь, чтобы и твою гитару так же расписывали? — рассмеялся Тим и не заметил, что Брайан буркнул «Я не против», — Хотя вообще-то, кажется, пишет. Ой, кто-нибудь, отберите у него зонт!
Фредди нашел чей-то зонт-трость и теперь держал его на манер гитары, что-то тихо напевая. Он повторял одну и ту же фразу: «'scuse me while I kiss this guy"(4) и довольно экспрессивно двигал бедрами. Девушки оживились.
Пэт, сестра подружки Брайана наконец крикнула:
— Там, по-моему, не такие слова, там «kiss the sky»!
— А я так хочу: kiss this guy… — капризно протянул Фредди, — Он такой гений! О боже, я завтра опять иду на его концерт в Кэмпден Тауне, кто со мной?
Фредди не смог бы сказать, что привлекло его в Smile, — кажется, ничего. Но ведь так люди и влюбляются, правда, дорогуши? Он продолжил ходить на все их выступления, тусовался с общими друзьями и даже втискивался в старенький зеленый микроавтобус Ford Thames, садясь чуть ли не на барабаны, когда Smile выезжали выступать куда-то за пределы Лондона. Наступило беззаботное лето пляжных вечеринок и провинциальных концертов. В выпивке, музыке и сексе не было недостатка, а о деньгах думали редко. Фредди мог быть одновременно наглым и скромным, и он быстро стал незаменимым. Он доставал выпивку, когда закрывались бары, находил электрика, когда перегорал усилитель, всегда таскал с собой аспирин на случай похмелья и даже однажды зашил прямо на Роджере штаны, когда прямо перед выходом на сцену у него сломалась собачка. Бедный Роджер едва досидел до конца выступления, а после вприпрыжку ломанулся в туалет, едва ли не на ходу распарывая нитки на ширинке.
Фредди Булсара был застенчивым человеком, тщательно скрывающим все, что касалось его внутренней жизни, мыслей и — особенно — чувств. Именно поэтому в его квартирке на Ферри-роуд постоянно жило человек 5-6 приятелей, хотя хозяйка искренне думала, что они с Роджером снимают квартиру вдвоем. Неясно, как она могла оставаться такой наивной, взвинчивая арендную плату до небес.
Он проснулся восхитительной ноябрьской субботой от ужасного холода и не менее ужасной жажды. Ледяной ветер врывался в щели оконных рам и гулял по всей квартире, а кто-то стащил с него одеяло. Вернее, Фредди сам, испытывая среди ночи пьяное желание «проветриться», отдал его Брайану с его вечно ледяными руками, который почему-то уснул, сидя в кресле. Недолгие раздумья приводили к выводу, что Брайан галантно уступил кровать кому-то из девушек. Поднимаясь, Фредди чуть было не наступил на кого-то. Кажется, это был Майк Берсин, гитарист и вокалист Ibex, группы Фредди. Майк вчера притащил матрас, немного денег, какого-то бухла и сказал, что он максимум на две-три недели. Ну что ж.
— Брайан, золотце, ну спина же будет болеть, — посетовал Фредди, слегка его тормоша, — Давай перекладывайся на кровать, там никто из этих невеж не наступит на тебя.
Кокон из одеяла и кудрей сомнабулически поплелся к кровати, а Фредди включил радиоприемник и отправился на прогулку по квартире, переступая через тела, еще пытающиеся урвать минутку сна. На кухне он нашел чайник, гитару и спящего, завернувшись в штору, Роджера Тейлора. Фредди напился прямо из чайника, поставил его на огонь и начал наигрывать на гитаре:
— Роджер, ты слышишь меня? Ты чувствуешь, что я рядом? Роджер, ты видишь меня? (5)
— Ох, Фред, заебал, свали. У меня такое похмелье, что болит даже мое имя… — страдал Роджер.
— Я могу помочь и подбодрить тебя? Роджер? Роджер? Роджер? Роджер? (6)
— Ты все-таки решил, что тебе нужны мои стоматологические навыки? Учти, методы изменились, и тебе не понравится, — похмелье иногда делало из общительного и улыбчивого Роджера самого злобного человека на свете.
— Во-первых, я дерусь лучше. А во-вторых, эта шутка была смешной первые пятнадцать раз. Вставай, я чай заварил. Вставай, говорю, пока Брайан не увидел, как ты надругался над занавеской, которую нам подарила миссис Мэй!
— Ненавижу тебя, — жалобно сообщил Роджер, — Че за чай?
— Не могу найти ерл грей, это тот жасминовый, который вчера принесли.
— Блядь, Фредди! Он же с травой!
— Чего?
— Того! Ребята вчера не успели отделить чай от марихуаны, это смесь!
— Епт! — ужаснулся Фредди, — Хорошо, что я только раз хлебнул! Тогда кофе? Тебе с молоком?
— Откуда у нас молоко?
— Да чтоб я знал! Может, Брай принес… Не прошлогоднее!
— Не, кофе с молоком — это попса. Черный — вот это рок-н-ролл! И это, пожрать бы что-нибудь, раз уж ты готовишь.
— Я что тебе в кухарки нанимался? Хочешь, чтобы я готовил, скажи, как! Как вот, например, яйцо сварить?
— Нуу, — глубокомысленно протянул Роджер, — Кажется, это как-то связано с горячей водой… Но это не точно! — Оба сложились пополам от смеха. — Ладно я в ванную. Как же больно, а.
Роджер скрылся, но через минуту из комнаты донесся его голос:
— Знаешь, что не дало мне спать сегодня? Одна мысль меня мучит и не дает покоя. Как такие высокие люди, как ты, могут спать, когда одеяло не накрывает их полностью?
— Роджер, ты издеваешься? Суббота! Еще темно!
— Ну вот, а ты не спишь! Это все из-за одеяла, да?
До Фредди донесся вымученный стон Брайана Мэя, звук удара чего-то мягкого о стену и приглушенный смех просыпающихся «постояльцев».
— А еще признавайся, проказник, — громко ржал Роджер, — Почему это ты спишь в кровати Фредди?
К сожалению, второй подушки, чтобы запустить ею в Роджера, не нашлось, и Брайан скрылся с головой под одеяло и оттуда пробурчал:
— На моей спят Крисси и Пэт.
— Это, конечно, не мое дело, — отозвался откуда-то Пит Эдмундз, владелец зеленого «форда», обычно исполняющий обязанности дорожного менеджера Smile, — Но как-то более естественно, я бы даже сказал «натурально», спать со своей девушкой, а не с другом.
— Да дайте же человеку поспать! — взвыл под всеобщий хохот Брайан.
— Так, дорогуши, — вмешался Фредди, — Кто проснулся, идет стройными рядами в ванную, а потом на завтрак. А кто помешает светилу современной науки спать, будет отравлен!
— Боже, Фред, — подал голос Майк, — Мы знаем, как ты готовишь, все и так будут отравлены.
— Цыц! — скомандовал Фредди, твердо решивший встать на защиту сна Брайана.
октябрь 1969
С начала осени Брайан был совсем на мели: сбережения были истрачены за лето, со стипендией в этом году не повезло — и он подрабатывал в Империал колледже, дважды в неделю читая там лекции и перебиваясь по вечерам частными уроками. Но уже в конце сентября стало понятно, что дело дрянь, квартиру ему не потянуть, и Брайан уже хотел вернуться к родителям в пригород, когда Роджер и Фредди решили съехаться. «А где помещаются двое, там и трое вместятся! Будем по очереди спать на диване на кухне, дорогуши. А то там адская пружина прямо в ребра впивается.»
Спустя неделю после переезда погода неожиданно испортилась, и теперь и снаружи, и внутри было примерно градусов 50 (7). В доме оказался неисправным паровой котел, но Фредди грел себя мыслью, что на отопление среди осени им все равно не хватило бы денег. Роджер грел себя водкой.
Они удивительно легко сдружились, и через пару месяцев после знакомства были уже не разлей вода. Роджер ничего не умел чувствовать наполовину. Он дружил, как любил, как играл, — отдавая всего себя без всяких условий. Вероятно, Брайан был слишком деликатен и не мог вот так взять себе всего человека, а Фредди или не обладал подобной щепетильностью или сам был из породы Роджера — и эти двое бросились друг в друга, как в омут. И нет, Брайан не ревновал и не чувствовал себя покинутым (он и не был): это же рок-н-ролл. Это всего лишь рок-н-ролл, но ему нравилось (8). Брайан даже не удивился, когда однажды Роджер притащил какой-то полушубок и сказал, что это из «их с Фредди магазинчика».
— Вам нужен не магазин шмотья, а клуб по обмену одеждой, Родж, — лениво бросил Брайан, — Кажется, я уже видел на Фредди эту рубашку.
— Не завидуй, — огрызнуся Роджер, нежно гладя шубу, — Что бы ты понимал. Это русский мех.
— Вот и спи в нем, наверняка эта шкура теплее, чем твое покрывало, — посоветовал Брайан.
Из ванной послышался шум воды, потом что-то похожее на вой, потом матерная тирада. Наконец вышел Фредди, у которого зуб на зуб не попадал.
— Роджер, поганец! Ты слил всю горячую воду из бойлера! Не мог немного оставить?
— Я замерз! — вскинулся Роджер.
— Все замерзли! — Фредди остервенело терся полотенцем, пытаясь хоть как-то разогнать кровь.
— Фред, он пришел весь промокший и в одном ботинке, имей каплю сострадания, — встал Брайан на защиту Роджера, — Сейчас я тебе чаю заварю.
— А разве Роджер не вчера промок? — осторожно уточнил Фредди.
— Вчера, — подтвердил Роджер, — И бойлер тоже помер вчера.
— Иисус Мария! — вздохнул Фредди, — Спасибо тебе, Брай. Будь котиком, плесни туда, пожалуйста, коньяку или водки, что у нас там осталось… — Фредди надевал второй свитер и выглядел при этом гораздо менее богемно, чем обычно.
— Фредди, прости, — примирительно начал Роджер, — У меня есть мазь со скипидаром, согревающая. Дать? Натрешься целиком, полегчает.
— Нет, спасибо, я лучше по-старинке погреюсь, — и он жалобно шмыгнул носом.
Единственный человек в этом доме, имеющий работу хоть с каким-то подобием нормированного графика, Брайан вставал раньше всех и частенько разгребал на кухне последствия полуночных посиделок Фредди и Роджера: черновики песен вперемешку с конспектами по биологии и рисунками, переполненные пепельницы, грязные чашки… А еще у Фредди была раздражающая привычка класть кухонную утварь каждый раз в новое место: вероятно, сказывалась его артистическая натура, не терпящая однообразия и рутины. Безуспешно обыскав все, не найдя сковороду и поняв, что уже опаздывает, Брайан заглянул к Фредди:
— Фред, а где?.. Впрочем, наверное, неважно…
Фредди спал не один. Он обнимал поперек туловища Роджера, не давая ему упасть с кровати. Брайан хотел бы уйти незамеченным, но парни уже проснулись, и видимо, изумление на лице Брайана сказало им многое.
— Это не то, о чем ты подумал, — быстро сказал Фредди.
— Так теплее, — поддержал Роджер, зачем-то добавил, — Честно, — и начал выбираться из постели. Никто из них не смотрел в глаза другим.
— Ладно, потом расскажете, я опаздываю, — поспешил ретироваться Брайан. Он был как будто немного дезориентирован, и ему необходимо было побыть немного наедине со своими мыслями.
Вечером Роджер снова попытался оправдаться:
— Брайан, это было правда только для тепла.
— Я же ничего не сказал, — улыбнулся Брайан. Он чувствовал неловкость после утреннего события, и возможно, стоило поговорить об этом, ведь хочешь — не хочешь, а ближайшие пару месяцев они будут жить втроем.
— Зато подумал, — рассмеялся Роджер.
Брайан, глядя на его искреннюю ухмылку, тоже рассмеялся: действительно подумал. Но не осудил. Да и не за что, похоже, было осуждать: Роджер открыто и честно все рассказал, он явно ничего не скрывал, но вот Фредди…
— Да брось, Брайан, это же Фредди, самый добрый человек на свете. Ну, после тебя. Тем более, у него девушка есть.
— Кажется, есть, — задумался Брайан.
— Ты видел, как они общаются?
— Да, очень трогательно. А что?
— Я на днях заходил с Фредди в колледж. Надо было взять чьи-то там рисунки, чтобы толкнуть в нашей лавочке… И вот в коридоре он увидел Розмари. Это надо было видеть! Он подкрался к ней сзади незаметно, как кот. Обнял за талию и что-то нежно зашептал в ушко.
— Необычный способ здороваться, — заметил Брайан.
— Ага, еще если учесть, что в моде показное равнодушие, особенно до обеда! — с продолжал восторгаться Роджер, — Но вообще, кажется, у нее Фредди — запасной вариант, — вдруг досадливо поделился он, — И еще она говорит, что коммунистка и хочет поехать в Москву.
— Не может быть! — ахнул Брайан, — Ну надо же. Бедолага Фредди.
— И не говори, приятель, одна головная боль с этими девчонками.
— Это у тебя от алкоголя головная боль.
— И от этого тоже, — согласился Роджер.
Из коридора послышался звук открываемой двери, Роджер потушил сигарету, пробормотав: «Боже, и когда наконец табак упадет в цене?» — и быстро добавил:
— Короче, я взял на заметку, как надо ухаживать за девушками.
— О чем сплетничаете? — спросил Фредди, появившись в дверях.
— Да вот, — улыбнулся Брайан, — Обсуждаем, какой ты правильный старомодный любовник.
— Оу, — Фредди, казалось, смутился, а потом тихонько рассмеялся — Роджер, милый, ты все ему рассказал?
— Все-все-все, — закивал Брайан, скорчив псевдосерьезную мину.
— «Правильный старомодный любовник»? Я запомню! (9) Очень милая характеристика. Подождите-ка…
Фредди ускакал в прихожую и вернулся с сомнительного вида мешком, вывалил на пол, не глядя, ворох тряпья, выхватил что-то чудовищно пестрое и провозгласил:
— Посмотрите на этот великолепный предмет одежды, он принесет нам целое состояние!
Брайан и Роджер переглянулись и засмеялись:
— Это кусок ковра, Фред!
— Зануды! — укоризненно сказал Фредди.
— Пижон! — не остался в долгу Брайан. Чудачество Фредди, который вел себя, как звезда, сидя без гроша в кармане, вызывало у него симпатию и даже нежность, которым Брайан пока не очень-то доверял. Но Фредди был невероятный, его искренний оптимизм был заразнее гриппа, и волей-неволей его невозможно было не любить.
— И вот еще, — Фредди выгрузил на стол бутылку бренди и два апельсина.
— О, гуляем! — обрадовался Роджер. — По какому поводу?
— Да так, подзаработал немного.
— Опять позировал голым для престарелых мужеложцев? — подмигнул Брайан.
— Да чуть яйца себе не отморозил, пока сидел! — воскликнул Фредди и самодовольно усмехнулся, — Зато 5 фунтов мои. Кстати, я говорил сегодня с нашей миссис Хадсон, она обещает, что термостат починят в начале следующей недели.
— По радио обещали пиздец, а не погоду, — пожаловался Роджер.
Все трое обреченно вздохнули.
— Так что, Брайан, советую тебе тащить свои одеяло и отмороженную задницу к нам с Роджером, — сказал Фредди, — Я понимаю, что у закрытых школ для мальчиков скверная репутация, но поверь, это нормальная практика, когда речь идет о жизни и смерти. Ничего такого.
— А что, эта скверная репутация имеет основания? — Фредди редко рассказывал о своей жизни до переезда в Англию, и Брайан воспользовался моментом.
Фредди отвернулся к плите, зажег газ, поставил еще горячий чайник и тихо ответил:
— Как правило, имеет. Роджер, а что ты там ешь, суп? Почему мне не предложил?
Роджер действительно хлебал ложкой из тарелки какую-то сомнительную жидкость. Брайан скривился:
— Это кофе.
— Почему же ты не пьешь из чашки, как все нормальные люди?
— Потому что ты не моешь посуду, как все нормальные люди, — сердито ответил Роджер.
— Количество грязной посуды величина постоянная и определяется высотой крана, — меланхолично заметил Брайан.
— Да помою я! Помою! — вспылил Фредди, который уже четыре дня откладывал это гадкое дело, — Прямо сейчас.
— Ага, а то там уже новые формы жизни завелись, по-моему. Да, Роджер? — поддержал Брайан.
— Мне кажется, я видел там крысу…
— Крысу? Вы с ума сошли? Говорил же, нам необходимо завести кота. Где перчатки? — Фредди был настроен решительно. Горячей воды не было, и он решил залить мерзкую склизкую кучу посуды кипятком из чайника.
— Ай! — выкрикнул Фредди отдергивая руку.
— Она тебя укусила! Укусила! — кричал Роджер.
— Да заткнись ты, я просто обжегся.
— Ладно, с меня хватит этого дурдома, — Брайан встал из-за стола, — Мне еще план лекции писать.
— Позови, когда «Доктор Кто» начнется! — крикнул ему вдогонку Роджер, — Знаю, что он его ненавидит. Но надо же пользоваться удобствами, за которые мы платим, — объяснил он Фредди, — А то бойлер без горячей воды, холодильник без еды, хоть телек не подводит.
— Холодильник что ли отмыть заодно, пока он пустой… — рассуждал Фредди, — Родж, ты не выращиваешь эту плесень для какой-нибудь лабораторной, нет?
— Не-а, — равнодушно отозвался Роджер. Он уже открыл бренди, почистил апельсин и теперь медитативно разглядывал, как таинственный и холодный свет из недр холодильника подчеркивает выразительное скуластое лицо Фредди.
Апельсины разделили по-братски, Брайан достал откуда-то старые крекеры, но запретил подливать себе бренди в чай, поэтому наблюдал, как с каждым глотком друзья отдаляются от него все дальше.
— Вот станет Брайан великим ученым, изобретет Тардис (10)… — мечтал Роджер, развалившись на диване и нагло грея ноги о теплый бок Фредди.
— Если он станет великим ученым, тебе придется стать великим дантистом, так что я бы на твоем месте не склонял бы его к этому, — заметил Фредди, — А ты бы хотел путешествовать в прошлое или в будущее?
— В будущее, конечно! — оживился Роджер, — О прошлом можно и в книжках почитать, а будущее — только сами увидеть, если протянуть достаточно долго. А мне интересно заглянуть вперед не на 50 лет, а на 500, например.
— Страшно, — задумчиво сказал Брайан. — Мало ли, что там еще ужасного придумает человечество. Вдруг фашистские концлагеря по сравнению с этим покажутся Батским курортом (11)?
— Ты что, не веришь в разумность и гуманность человечества? Ты, Брайан? Этого не может быть, — Роджер был изумлен.
— Верю, конечно, — улыбнулся Брайан, — Но ведь на то она и вера, чтобы противоречить рациональному.
— Ну вот, — расстроился Роджер, — А с точки зрения физики это возможно?
— Машина времени как аппарат — едва ли, — ответил Брайан, — Но вот что касается космических путешествий, то в специальной теории относительности описывается эффект релятивистского замедления времени, — Брайан заметил, как Фредди попытался незаметно зевнуть, — Который не только не отрицает этого, но утверждает, что это почти неизбежно. Именно так, как хочет Роджер: проскочить на пару десятков, а то и сотен лет вперед. Только для этого нужен корабль, способный развивать скорость, близкую к скорости света, или черная дыра поблизости. Если мы и будем этому свидетелями, то наверное, уже в глубокой старости.
— Эх, жаль, — вздохнул Роджер, — Застряли в этой глупой эпохе и не можем выбраться. Совсем как с этой хатой история: никакой возможности съехать из этой конуры.
— Да ладно тебе, Родж, — сказал Фредди, — Самое горькое, если потом окажется, что единственное, что ты хочешь — это на пару десятков лет назад, когда была молодость, бухло, холодная конура и мы с Брайаном. Чин-чин, — Фредди отсалютовал чашкой алкогольного чая и добавил, — Я верю в наше прекрасное будущее, но иногда все-таки страшно: а вдруг дальше ничего не будет? Вдруг сейчас и есть самое счастливое время? Не подумайте, я очень счастлив, что сейчас с вами, люблю вас и все такое, но все-таки…
— Мы поняли, Фред, можешь не объяснять, — печально покивал головой Брайан.
— Угу, — поддакнул Роджер, — Тоже иногда думаю об этом.
— Но мне очень жаль этих гипотетических эйнштейновских астронавтов, — продолжил Брайан, — Представляете, летишь ты в космос впереди всей современной науки, возвращаешься через пару лет, а на Земле прошло несколько веков, твоя миссия давно устарела и никому не нужна, родные умерли, человечество интересуют другие проблемы. Не знаю: войны, перенаселение, голод. Государства другие, идеалы у людей…
— Инопланетяне ходят по улицам… — вставил Роджер.
— И оказывается, что даже вернуться некуда. Ты как живой музейный экспонат, пыльный, пронафталиненный, побитый молью. Еще более одинокий, чем в космосе. И твоя боль никому не нужна и непонятна.
— Ух, загнул, — сказал Фредди, передавая Роджеру спички, — Напиши про это песню.
— Сюжет настолько не нов, что как-то совестно писать про это, — улыбнулся Брайан.
— А ты все равно напиши (12), — настаивал Фредди. — Проникновенно получится.
— Ладно, тогда пусть Роджер перестанет тушить окурки в горшке с бегонией, она все-таки живая.
— Договорились! — рассмеялся Фредди, отобрал у полусонного Роджера сигарету и потушил ее об апельсиновую кожуру.
— Брайан все-таки удивительный, — рассуждал Роджер, когда они с Фредди устраивали гнездо из всех имеющихся в доме одеял, пледов и подушек — «Бегония живая, ей больно.» Таких, как он, больше нет, ей-богу.
— Да, помню, он мне сразу понравился, добрый великан Брайан Мэй. Спросишь у него: «Как дела?» — он даст подробный отчет! — улыбнулся Фредди. Роджер сражался с пододеяльником и только насмешливо фыркнул.
Фредди был убежден, что Брайан и Роджер любят друг друга. Любят глубоко, самоотверженно и навсегда. Но была ли это «такая» любовь? У них было совершенно особенное взаимопонимание, они хорошо смотрелись и звучали вместе, — но Фредди мог и ошибаться. Ведь в конце концов, ему нравилось думать, что даже у Роберта Планта и Джимми Пейджа (13) роман («Нет, вы видели этих двоих на сцене? Вы вообще их видели? Если они прошли мимо друг друга, значит, человечество равнодушно к красоте и потому обречено гибели!»). У любви множество оттенков; Фредди, для которого через несколько лет секс станет одной из нормальных форм простого человеческого общения, уже чувствовал это. Делить постель, чужую ванную или туалетную кабинку можно и без любви (хотя тоже все-таки лучше с какой-нибудь ее разновидностью). А вот писать музыку без любви совершенно невозможно. Можно срастись душами, поселиться навсегда в мыслях и песнях друг друга, но даже ни разу не захотеть услышать, как бьется любимое сердце под твоей ладонью. Наверное, можно — с Фредди такого не случалось.
— Родж, ты носил белье в прачечную. Где оно? — Фредди раздражался на то, что быт им определенно не давался.
— В шкаф запихнул.
— Я не могу найти наволочку, — в шкафу чистая одежда лежала комом вперемешку с постельным бельем и полотенцами. Сразу видно: хозяйничал Роджер.
— Вот она! — Фредди отрыл наволочку на другой полке, — Ты ее спрятал в куче своих трусов. О! Это же мои трусы. А я думал, что потерял их. Признавайся, маленький извращенец, зачем они тебе?
— Лучше расскажи, почему факт потери собственных трусов показался тебе таким незначительным, — отмахнулся Роджер.
Брайан наконец освободил ванную, где пытался помыться водой, нагретой в чайнике, и поинтересовался, как они расположатся.
— С твоей шевелюры на постель натечет целое озеро, — заворчал Роджер.
— Тогда, чур, я посередине! — оживился Фредди, — И не слушай его, дорогой, твоя роскошная шевелюра — достояние мировой рок-музыки! И твой травяной шампунь мне тоже нравится.
— Так вот почему он так быстро заканчивается, — догадался Брайан.
Не было никакой уверенности, что Брайана и Роджера стоит подталкивать на телесный контакт, какие бы чувства их ни связывали. А Фредди с его репутацией самого эксцентричного человека квартала парни легко спустят с рук и сонные объятия, и случайные пинки под зад. Фредди нравилось прикасаться к людям. Отрочество в школе-интернате с такими же мальчишками, оторванными от своих семей, сделало понятие «личные границы» почти ничего не значащей условностью и воспитало его жадным до человеческого тепла. Жадным иногда до неприличия — несмотря на знание, что неизбежно придется расплачиваться болью, которая почему-то из раза в раз не становилась слабее.
Брайан отвернулся и затих, хоть и уснул, судя по дыханию, не сразу. Кажется, ему (в отличие от Фредди) была чужда тактильность, он привык прислушиваться — к миру и к себе. На сцене он настолько сливался со своей музыкой, что казалось, сам становился звуковой волной. Фредди иногда задумывался об ошибочной логоцентричности мировых религий: очевидно же, что бог создал мир не из слова (зачем произносить слова, если их некому услышать?), а из музыки. В начале мира, посреди Ничего, бог пел. Или играл на гитаре, как Брайан Мэй на темной сцене. Во время игры Брайан ничего не видел и почти не чувствовал (однажды он сломал ноготь почти до мяса и заметил это только через минуту после окончания соло). Фредди думал, что Брайану были чужды долгие мучительные «поиски себя», которыми занимался каждый в их поколении, — он с юности знал себя, свою душу, потому что умел слушать. Он относился к ней, как к тонко настроенному хрупкому инструменту, вроде арфы. Много раз Брайан скажет, что именно эту тонкую настройку он бережет, отказываясь от алкоголя и наркотиков. Все-таки он был совершенно очаровательный чудак, этот астрофизик, слышащий музыку сфер. Было в нем что-то волшебное, сказочное, как если бы он был подброшенным людям ребенком фей.
Фредди улыбнулся спросонья: это запах травяного шампунь вызвал мысль о феях; он во сне зарылся в волосы Брайана, как в пушистое теплое облако, и в носу было щекотно. Пытаясь нащупать будильник, чтобы посмотреть, сколько еще осталось спать, он перегнулся через Брайана («Ну наконец-то он теплый, даже горячий. Уж не температура ли?») и чуть не уронил с тумбочки очки Роджера. Роджер носил их только дома и редко в университете: стеснялся. Но он несомненно был из тех, кто любит глазами; красота (внешняя, материальная) для него была важнее удобства. Яркая непрактичная одежда, вызывающе красивые подружки, любовь к дорогим машинам, желание стать миллионером и купить весь мир — за забавной рок-н-ролльной инфантильностью Фредди видел искреннюю любовь Роджера к реальному миру в самых ярких и праздничных его проявлениях. Наверное, причина была в плохом зрении: зримый мир кажется более загадочным и чудесным, когда не вполне уловим.
Он засыпал, надеясь, что Брайан не разболеется, и чувствуя, как Роджер закопался с головой в одеяла и свернулся там теплым калачиком. Ощущение свершающегося чуда не покидало Фредди уже больше полугода. Мама говорила, что у него хорошая интуиция, и наконец теперь он поверил ей. Фредди хотел бы никогда не расставаться с этими двоими, и что-то подсказывало ему, что это возможно. Что случающееся с ними прямо сейчас, чему он не мог найти слова, — навсегда.
Примечания:
(1) Чарли Уоттс — ударник группы The Rolling Stones.
Пит Таунсенд — гитарист и автор песен группы The Who.
(2) Мит Митчел — барабанщик группы Хендрикса The Jimi Hendrix Experience.
(3) «Sex on legs» — дословно «ходячий секс».
(4) 'scuse me while I kiss this guy — дословно «прости меня, когда я целую этого парня», переделанные слова из песни Джимми Хендрикса «Purple haze».
(5), (6) Фредди поет песню «Tommy can you hear me?» из рок-оперы «Tommy» группы «The Who», заменяя имя «Томми» на «Роджер».
(7) 50 градусов по Фаренгейту — примерно 10 по Цельсию.
(8) Слова из песни The Rolling Stones «It's Only Rock'N'Roll (But I Like It)»
(9) В 1976 году Фредди напишет песню «Good Old-Fashioned Lover Boy».
(10) Тардис — машина времени и космический корабль из британского телесериала «Доктор Кто».
(11) Минеральные воды в городе Бат были популярным местом летнего отдыха английской аристократии в 18-19 веках.
(12) Песню «'39» с этим сюжетом Брайан напишет в 1975 году.
(13) Роберт Плант и Джимми Пейдж — вокалист и гитарист группы Led Zeppelin.
Постепенно будут появляться Брайан, который шипперит фроджер, Роджер, который шипперит фрайан, Фредди и Джон, которые шипперят мэйлор. Мэйлор натурально оказался каноном, поэтому его больше всего. Ожидаются попытки ревности, страстные поцелуи, любовь втроем (или вчетвером, я еще не знаю), секс, - и все это останется низкорейтинговым дженом.
Ах да. Все основано на реальных событиях. Оно действительно почти документальное.
Все щедро посыпано сахаром и стеклом. Местами залито Moët Chandon. Лично мне очень вкусно.
On going.
Почитать на фикбуке
Глава первая, в которой Брайан и Роджер проживают целую жизнь
примерно 3500 слов
Май 2008
— Ну что, новоиспеченный доктор Мэй, — говорил Роджер, открывая бутылку пива и протягивая ее Брайану, — Чин-чин! Ты толкнул очень трогательную речь на вручении.
Они стояли на веранде, солнце слепило даже через темные очки, нос щекотали запахи земли, молодой зелени и чего-то цветущего. Как будто они снова были молодыми и бедными студентами: поздняя весна, и Брайан в кругу близких отмечает очередной виток своей научной карьеры.
— Я даже рад, что ты не сделал этого раньше. В этой мантии ты и сейчас выглядишь слишком горячо, а тогда отбил бы всех моих девчонок.
— Очень мне надо.
— Ага, и не заметил бы. Всегда был близоруким умником.
— Да заткнись ты. Сам-то когда всю жизнь дальше трех метров не видел. Как оно, кстати, коррекция твоя?
— Довольно хорошо. После операции казалось, как пыль с телевизора стер. Столько красок, столько деталей! Сейчас уже привык, конечно.
Брайан, вопреки своему обыкновению, немного выпил и теперь трогательно и счастливо щурился на солнце и отдувал с лица прядь волос, которую ветер упорно старался намотать ему на нос.
— Что это у тебя, Брай? Ты что волосы красишь?
— Вовсе нет!
— Мне-то не ври, я на этом собаку съел.
— Ага, ага, красился то в цыплячий, то в лягушачий, — поддел Брайан, вспоминая, как Роджер вместо того, чтобы осветлить свой блонд, случайно покрасился в зеленоватый цвет.
— Да иди ты. Ты что, серьезно закрашиваешь седину? Я тебе еще когда говорил, что это написание дипломов убивает людей, а не рок-н-ролл? — Роджер осекся, поняв, что сказал глупость, от которой им обоим сейчас будет больно, и перевел тему.
— Джон тебя поздравлял?
— Да, он звонил, говорит, у него все в порядке. Но без подробностей. Опять обсуждали возможность снять фильм.
— Про Фредди?
— Про Фредди. Мне кажется, мы теряем Джона.
— Доктор посоветовал? Что-то серьезное?
— Что? — недоуменно переспросил Брайан.
— Что? — ответил Роджер. — А ты о чем говорил?
— Сказал, что мы теряем Джона.
— Мне послышалось, ты сказал что-то про «мерить давление». Блядь! Дети смеются, что на все вопросы я отвечаю «полседьмого».
Брайан покивал. Снижение остроты слуха и артрит пальцев — профессиональные болезни рок-звезд. В случае Роджера, пожалуй, стоило бы добавить еще заболевания печени.
— Мы давно его потеряли, — продолжил Роджер. — Ты же сам говорил, что у нас было всего два варианта, и Джон предпочел уйти в себя и погрузиться в апатию, а мы — работать. Ты еще как-то красиво это сказал…
— Не помню. Что-то вроде «работать так, чтобы в конце дня от усталости не чувствовать собственного тела».
— Ага. Ты знаешь, Брай, мне страшно. Мы с тобой снова остались вдвоем, как в самом начале, до Фредди…
Из дома выглянул Руфус, семнадцатилетний сын Роджера:
— Эй, там передают, что лимонный пирог готов. О чем болтаете?
— Да вот, — улыбнулся Брайан, — Нам, наверное, пора писать мемуары. Думаем о соавторстве.
Роджер усмехнулся:
— Я половины не помню. А ты, чертов трезвенник, помнишь, но не напишешь, потому что тебе стыдно, — Роджер обличающе ткнул в грудь Брайна горлышком бутылки, едва не облив его пивом.
— Не прибедняйся, Роджер, у тебя отличная память. Кто вспомнил риф "Under pressure", когда его забыл Джон?
— А в другой раз забыл на концерте слова "I'm in love with my car"! Да и риф в мемуары не напишешь.
— А названия отелей, имена подружек, размеры джакузи в конце концов? — настаивал Брайан.
— Ха! Помню, что у тебя джакузи меньше, чем у меня!
— Не уверен, что хочу знать подробности, — заржал Руфус и демонстративно закатил глаза. — Короче, кому не достанется пирога, тот сам виноват.
— Ты что, серьезно помнишь про джакузи? — спросил Брайан с самым ироничным выражением лица, когда Руфус ушел.
— Ну да. Мониторю, чтобы ни у кого из друзей не была больше.
— Господи, Роджер, — Брайан буквально согнулся от смеха, упершись лбом Роджеру в плечо. — Ты мой кумир. Рок-звезда как она есть!
— Бывших рок-звезд не бывает, сам знаешь, — сказал Роджер, глядя, как Брайан, отсмеявшись, переводит дыхание, — А вообще пусть пишет Джон, он самый младший.
— А ведь это он вытащил нас записывать «Made in Heaven», — задумчиво отозвался Брайан. Ему не хватало Джона, до сих пор очень не хватало. Прошли годы, прежде чем он почти перестал винить себя за то, что они потеряли и Фредди, и его, — Я постоянно думаю о них обоих. Частенько просыпаюсь и думаю: «Неужели это действительно было со мной?». Даже сегодня утром об этом думал.
Роджер помолчал, потягивая пиво, а потом заявил:
— Я никогда не говорил тебе, но ты хуево спел последний куплет «Mother love». Плоско, неэмоционально, слишком интеллигентно.
Роджер знал, сколько дублей ушло на этот куплет и как Брайану ужасно тяжело далась запись последней песни Фредди. Как никто другой он знал, что «плоско и неэмоционально» в случае Брайана — это признаки мучительных переживаний. Его друг загонял чувства в себя, закрывался и пытался справиться сам, притворяясь, что все в порядке. Но оба знали, что если Роджер перестал избегать болезненных тем, значит почувствовал, что Брайан наконец выкарабкался. И Брайан был ему за это благодарен.
— Ну это и хорошо, — продолжил Роджер, — По крайней мере ты, когда пел это, не представлял, в отличие от Фредди, свою скорую и мучительную смерть. Прости, я, кажется, немного надрался, — Роджер хлопнул друга по плечу, хлебнул еще пива, и они молча уставились на какой-то розовый куст.
Вообще-то он думал. Тогда, после смерти Фредди, Брайан еще перебирал варианты приемлемого суицида. Да и много раньше, в 75-м, когда он лежал в больнице сначала с гепатитом, а потом с язвой. Иногда он думал, что умрет там. И уж точно не сомневался, что никогда не будет играть в группе. Друзья таскались к нему каждый день. Фредди очаровывал медсестричек, рассказывал невероятные байки и идеи и таскал что-то непотребное: например, однажды приволок ананас. Кому он в итоге достался, Брайан не помнил: его тогда тошнило и выворачивало даже от жидкой кашки, и раз в два дня ему ставили капельницу с глюкозой. Все трое по очереди просто сидели с ним, приносили и читали книги, рассказывали, что делают в студии. Когда выяснилось, что они оставляли в треках места для соло Брайана, он растрогался до слез. Роджер иногда бунтовал («Брай, ради бога, я нихера не понимаю в этом радио… гамма… блядском излучении! Фредди эту муру принес — пусть он и читает! Я был не прав, «В поисках утраченного времени» наверняка охуенная книга!» — «Там семь томов, Родж» — смеялся Брайан и смотрел, как Роджер вполголоса клянет мерзких лягушатников и свое утраченное время, — Ладно-ладно, шучу, перескажи, что там в «Стартреке» было») и рассказывал, как дела в университете (дела были из рук вон плохо, но Брайан делал вид, что верит). Брайан не думал, что вернется, но он вернулся. Это было серьезное и важное переживание: он знал, что чувствуют обреченные, и он знал, что ребята его не бросят. Никогда. Но почему-то они не смогли помочь выбраться Фредди…
— Ground control to doctor May (1)! Эй, Брай, отвисни! Ну прости, я ляпнул, не подумав, — Брайан только отмахнулся: он уже больше тридцати лет не мог сердиться на Роджера, и оба это знали. — Ты вон вообще программируешь драм-машины, не знаю, почему я до сих пор с тобой разговариваю.
1973-1974
Роджер ненавидел мертвый звук: драм-машины, фонограмму, синтезаторы. Первые десять лет на каждой пластинке они писали «no synthesizers» — все, что можно было принять за синтезаторы, играл Брайан на своей old lady. Фонограмму они все ненавидели — даже сильнее, чем Нормана Шеффилда. В 84-м в Италии было проще, тогда Фредди откровенно издевался, вытворяя на сцене все что угодно, кроме того, чтобы петь в микрофон, попадая под фонограмму. Хоть какая-то отдушина. Но десятью годами ранее на «Top of the Pops» было иначе, и Роджер вспоминал эти дни записи с ненавистью.
Было запредельно уныло. Из-за какой-то забастовки они снимались в студии прогноза погоды, где было душно. В «зале», изображая фанатов, тусили какие-то подростки и престарелые диджеи. Еще можно было как-то смириться с блядскими костюмами (спасибо за них Фредди), — но не бутафорской аппаратурой! Роджер несколько раз коснулся палочкой тарелки — ничего, никакого звука.
— Фредди! — тихо позвал он. Но Фредди был поглощен тем, что поправлял свою металлическую перчатку. Брайан поймал его взгляд и подошел поближе, — Они, мать их, пластиковые! — кипятился Роджер, ударяя еще раз по хай-хету, — Это ж каким гребанным извращенцем надо быть, чтобы такое придумать…
— Гитары и микрофон тоже не подключены, — печально отозвался Джон.
— Блядство! — Роджер некстати вспомнил, что курить в этой чертовой студии, конечно, нельзя.
Брайан как мог останавливал его от членовредительства, говоря, что им позарез нужно попасть в телевизор, иначе Роджеру придется всю жизнь пломбировать зубы, а Фредди — торговать шмотками на рынке. Подействовало.
А Брайану даже понравилось: обычно он был поглощен игрой, а тут мог оглядеть зал, где танцевали девушки в облагающих нарядах. Должно быть, все-таки неслучайно именно Брайан написал «Fat bottom girls» — он всегда был настоящей рок-звездой, хоть и не вполне стереотипной из-за своего научно-космического бэкграунда. Если Фредди постоянно заносило то в водевиль, то в оперу, то в поп, а Джон был поклонником фанка и «черной» музыки, то Брайан и Роджер всегда стояли за «true» рок — пусть мелодичный, но с достаточно тяжелым и сильным звуком, с настоящими виртуозными соло, и разумеется, с живым звуком.
Они всегда были близки в своих стремлениях, во взглядах на музыку и чувствовали родство, подобное братскому. И как любые братья, любили и ненавидели друг друга. Это было замечательное время, даже несмотря на то, что они редко были согласны хоть в чем-то. Роджер слушал все подряд, что-то отметая сразу, на чем-то останавливаясь, черпая вдохновение ото всюду. Однажды он полдня с криком доказывал Брайану, что «The man who sold the world» Боуи — отличный альбом, а оставшиеся полдня молчал и мрачно пил чай с медом, чтобы показать свою обиду и подлечить надорванное криком горло.
1976
— И ради этого ты нас вызвонил вечером в студию? — На всякий случай уточнил Брайан.
— Боже, Родж, ты кислоты обожрался, когда писал это? — Фредди остановил демо-запись, — Трезвое человеческое существо не может петь и…
— Верещать, — вставил Брайан.
— Верещать и дубасить по инструментам с такой скоростью, — закончил Фредди.
— Ладно, я не люблю панков, но не против панка как музыки… — Роджер показал Брайану фак: пока миром правил панк, Фредди проповедовал балет, но даже он поддержал песню Роджера. Примерно через полгода Фредди окончательно разочаруется в панках и спустит с лестницы Сида Вишеса, который нелестно отозвался об отношениях рок-н-ролла и балета. — Джон, кажется, тоже не против, — Фредди обернулся к басисту, который по памяти наигрывал риф из записи Роджера.
— Ничего, — отозвался Джон. — Черт! Все-таки слишком жестко. Последний медиатор сломал.
— Одолжить 6 пенсов? — улыбнулся Брайан, — Я уже лет 8 не могу сломать.
Джон только покачал головой:
— Ребят, я тогда пойду, поздно уже, а я обещал Веронике помочь с потомством.
Джон ушел к жене и детям, потом уехал с ними в небольшой отпуск, и, когда дело дошло до записи, как-то само так вышло, что Роджер записывал для «Sheer heart attack» и вокал, и барабаны, и бас, и ритм-гитару. Ему не было обидно, наоборот, иногда даже приятно вот так взять и сделать всю песню самому. Роджер не исключал, что однажды займется сольной карьерой. У Фредди в те дни, кажется, были какие-то разногласия с Мэри: после звукозаписи и репетиций он все чаще куда-то быстро уезжал и выглядел при этом немного обеспокоенным.
— Ну вот, — сказал Роджер, когда Брайан выключил в студии свет, — Несмотря на все перемены, мы с тобой так же много времени проводим вместе. Это напрягает.
— Это просто отвратительно! — рассмеялся Брайан. — Кстати о переменах, будешь моим шафером?
— Шафером? — переспросил Роджер. Его веселость куда-то улетучилась.
— Да, я хочу сделать Крисси предложение.
Это решение далось Брайану нелегко, и он хотел, чтобы Роджер поддержал его. Роджер, его лучший друг; тот, с кем они пережили и еще переживут так много; тот, с кем Брайан никогда не расстанется.
— А знаешь, что, Родж? Давай двинем в Шотландию за пару дней до тура? Я смотрел прогноз, обещают почти лето.
Роджер снова заулыбался:
— И никому не скажем.
Брайан угукнул, тепло и немного смущенно улыбнулся и потянул Роджера за рукав в сторону от проезжей части.
Но уже через неделю, во время интервью, Брайан по рассеянности их выдал:
— Да, спасибо, нам здесь очень нравится, вы приятная публика, и здесь очень красиво. Нам с Роджером удалось улизнуть на пару дней раньше сюда, в Перт, и никто не знал, что мы здесь. Мы просто вышли на пляж…
Они отправились к морю, не заезжая в гостиницу («Брай, ты сказал им, что мы хотим комнату с видом? Я не хочу пялиться утром на какую-нибудь фабричную трубу, как в прошлый раз»). Взяли из машины пакеты с едой из супермаркета и прошли через небольшой сосновый лес, оставив в стороне поле, на котором семья с двумя детьми запускала воздушного змея.
— Как я спекся в этой чертовой тачке, — ворчал Роджер.
— Тсс, — остановил его Брайан. — Слышишь?
— Что именно?
— Шум. Это прибой, — с мечтательной улыбкой сказал он, — Пойдем скорее.
— Вон там твой друг дорогу перебегает. А я сначала подумал, что крыса, — Роджер показал пальцем и начал протирать солнечные очки. Действительно, тропинку пересекла юркая белка, забралась на метр по стволу и замерла.
— Жалко покормить нечем.
— Ты знаешь, я как раз ступил и купил к пиву несоленые сырые фисташки, — он порылся в пакете и протянул Брайану упаковку.
— Роджер, только, пожалуйста, никакого алкоголя, пока не доедем до гостиницы.
— Брай, да я что по-твоему, совсем еблан тупорылый? Ты слишком дорог и мне, и мировой музыке, чтобы я пытался так бездарно убить тебя.
Брайан смешно чокал, подзывая белочку и показывая ей орехи.
— Какая милаха, — сказал Роджер, присаживаясь на корточки рядом с другом и наблюдая, как зверек опасливо тянется к руке Брайана.
— Не вздумай гладить, — предупредил юный любитель живой природы, — У них такие зубы и когти, что до кости может разодрать, если испугается.
— После того, как на меня нашипел фреддин Том, я вообще никого не глажу.
— Да? — переспросил Брайан, — И что сказал Фредди?
— Извинился. В смысле, передо мной. Оказывается, я ему дороже любимого кота.
— Оо, — Брайан скорчил заумную рожу, — Это дорогого стоит. Скажу тебе, что это и есть настоящая любовь, приятель.
Белка отбежала со вторым орехом, закопала его и, похоже, раздумала возвращаться.
— Ладно, Брай, пошли. Жарко, сил нет. Я хочу в воду.
На пляже было безлюдно. Солнце уже прошло зенит и должно было сесть через несколько часов. Широкая песчаная полоса далеко тянулась вправо и влево, и идти, увязая по щиколотку в горячем песке, было тяжело. Вода была нестерпимо яркая, и от серебристых отблесков перед глазами несколько секунд плыли темные пятна. Остановились, не доходя до полосы пахнущих рыбой мокрых водорослей, выброшенных на берег.
— Отлив, — сказал Брайан, — Полчаса будем заходить на глубину. Видишь, волна разбивается метрах в двадцати? Там максимум метр.
— Плевать, — Роджер уже бросал на песок джинсы, — Ты идешь или будешь наблюдать с берега, как я топлюсь?
Вода оказалась достаточно холодной, поэтому вместо спокойного медленного заплыва подальше в море они ныряли в волнах на мелководье, гоняясь друг за другом. Брайан вспомнил, что Роджер боится щекотки, и коварно этим воспользовался. Роджер хохотал до икоты, выворачиваясь из его рук, наглотался воды, замерз до дрожи и только тогда решил, что с него достаточно.
— Я соленый, как вобла, — жаловался Брайан на берегу. Роджер зажег сигарету, встал с песка и сел с подветренной стороны, чтобы дым шел от Брайана. Его пышная шевелюра эффектно трепалась на ветру, норовя залезть в глаза и рот слишком близко севшему Роджеру.
— Зато от соли у тебя волосы еще сильнее вьются. Мне нравится.
Брайан только улыбнулся:
— Хорошо тут, тихо, спокойно. Еще и закат будет — романтика да и только. Тебе бутерброд с сыром или с ветчиной?
— Не жадничай, положи и то, и другое, я так проголодался, что и тебя могу съесть.
— Это ты не жадничай: ветчина и так вся твоя.
— Не загнись со своим вегетарианством, не хочу снова тебе передачки в больницу носить. И не клади хлеб на песок, а то не отплюемся потом! — Роджер задумчиво пожевал бутерброд и продолжил, — Было у меня как-то свидание на пляже с одной девчонкой. Ты даже не представляешь, из каких мест я потом этот песок вытряхивал. Секс на пляже хорош, только если речь о коктейле.
— Хорошо, что предупредил, я как раз собирался тебе предложить, — поддел Брайан.
— Нет-нет, Брай, даже не проси. И алкоголь и не алкоголь ждут до гостиницы, — включился в игру Роджер.
— Ну вот и кради тебя ото всех и вези на море смотреть закат после этого, — притворно расстроился Брайан.
— Это я тебя привез.
— А я тебя украл.
— Точно.
Было здорово лежать на мелком песке, повторяющем форму тела и прислушиваться к шуму волн. Брайан читал какую-то книжку. Роджер накрыл лицо футболкой и грелся на солнце.
— Перевернись, сгоришь, — Брайан легко пинал его босой ногой в бок. Кажется, Роджер задремал.
— Ну что, фрукты или пирожные? — Роджер полез в пакет.
— Что у тебя там? Грейпфрут? А пирожные какие?
— Эклеры.
— С колой и то, и другое не пойдет.
— Ладно, если хочешь, давай выпьем вина и заночуем на пляже.
— Давай сожрем грейп, обольемся его соком и посмотрим насчет вина.
— Отличная идея. Были только солеными, теперь будем еще и горькими, как грейпфрут. Надо еще измазаться эклерами. Фредди бы понравились наши гастрономические изыски.
— Угу, угу, — отозвался Брайан, — Давай, мой сладкий, ты купил этот цитрус, ты его и чисти. Салфетки-то есть?
— О футболку вытру.
Вечером похолодало. Солнце последними лучами пригревало спины и подкрашивало море в оттенки розового. Песок предсказуемо хрустел на зубах, соль разъедала выбритый утром подбородок. Умиротворение накатывало на Роджера, как волны на берег. Они сидели, накинув одну куртку на плечи, а другую — на ноги так, что у одного мерзла левая сторона, а у другого — правая. Наверное, только сиамские близнецы могут чувствовать такое единение друг с другом. Было невероятно хорошо. Над горизонтом показалась яркая звезда, и Роджер знал, что сейчас Брайан скажет, что это Венера, а немного позже начнет показывать созвездия. Облаков почти не было, и городские огни были далеко — может, им повезет, и они увидят Млечный путь.
— Прилив начинается, — заметил Брайан, — Он тут может быть метра три. Пойдем, пока пока нас не смыло и не стемнело. Идти ночью через лес — не лучшая идея.
Роджер с сожалением поднялся.
— Ты придумал, что мы будем делать завтра?
— Замок, дворец, художественная галерея, старый город с ратушей и собором. В таком порядке. Так что встаем пораньше.
— Господи блядский боже, зачем я спросил? — расстроился Роджер, — И перестань ты губы все время облизывать, обветрятся.
— Да они уже. Соль, ветер… — пробормотал Брайан. — Ладно, пренебрежем галереей, наверняка она плохая. А прогулку по старому городу совместим с едой и пивом, идет?
На свете не было и не могло быть друга лучше, чем Брайан Гарольд Мэй. Умиротворенный Брайан, счастливо глядящий на звезды и никогда — под ноги («Все равно темно, Родж, зачем смотреть на дорогу? Навернусь, значит, навернусь»). Они уже подходили к машине, когда Брайан задрал голову кверху, немного покружился на месте и сказал:
— Какая дивная ночь. Мы живем почти что в жопе галактики, ближе к краю диска, но нам досталась комната с видом. Смотри, это же Млечный путь.
— Не могу поверить, там было тихо и спокойно… Мы хорошо провели время, — закончил Брайан.
Журналист попытался было что-то спросить, но Роджер опередил его, чтобы поделиться особенно важным замечанием:
— Там было жарко и солнечно.
Джон и Фредди недоуменно переглянулись: «Hot?», Фредди тихонько захихикал, а Брайан, похоже, погрузился в воспоминания и ностальгически вздохнул:
— Очень мило, да…
1969
Бывают родственные души, в кого влюбляешься сразу и навсегда. Он пришел на прослушивание в Империал Колледж, представился Брайану и Тиму Роджером Тейлором — и стал что-то подкручивать в своих барабанах. У него были приятный голос и очаровательная жизнерадостная улыбка. А еще большие голубые глаза и красивые кисти рук — но это Брайан разглядел ко второй репетиции. Еще до начала прослушивания Брайан поймал себя на том, что симпатизирует этому кандидату и очень хочет понравиться ему тоже. Роджер оказался прекрасным ударником, просто чудесным подарком судьбы: его барабаны и гитара Брайана звучали, как разлученные половинки одной души.
Роджер тоже был в восторге от гитариста: Мэй играл самозабвенно, с полной отдачей, но слушал товарищей, и под него было легко подстроиться. Брайан на сцене казался стеснительным, но буквально лучился счастьем, ни у кого из музыкантов Роджер не видел таких сияющих радостью глаз. Уже через неделю Роджер называл его про себя не иначе как «Мой Джимми Хендрикс.»
Они проживут бок о бок всю жизнь, переживая друзей, расставаясь и сходясь с женщинами, но никогда не оставляя друг друга. И даже через 50 лет Брайан так и не сможет описать свои первые впечатления словами («Это было как тра-та-та-та-та-та-щщщщ-тррррррра-па-па-па-па»), а Роджер будет поддевать друга: «Настоящий гитарист — даже не догадывался, что барабаны тоже можно настраивать.»
Примечание:
(1) "Земля вызывает доктора Мэя" (англ.) — Отсылка к первой строчке песни Дэвида Боуи "Space Oddity".
Глава вторая — о судьбе и счастье, — в которой с появлением Фредди все неуловимо меняется, Фредди рассуждает о любви, а сюжет почему-то вертится вокруг его кровати
где-то 5300 слов
1965
Фредди Булсара был на распутье. Ему было 18, и он оказался в Лондоне — месте, куда рвался полжизни, где все его мечты должны были стать реальностью. Для его семьи переезд был большим ударом: они обосновались во Флетеме — пригороде пригорода Лондона прямо рядом с Хитроу. Маме, привыкшей, что ее дом полон слуг, пришлось устроиться в магазин одежды, чтобы сводить концы с концами. Родители настаивали, чтобы Фаррух (родители еще не знали, что он Фредди) получил «нормальную» профессию и стал адвокатом или бухгалтером. Сам Фредди был уверен, что ему нужно художественное образование — такое, как у знаменитых музыкантов: Чарли Уоттса или Пита Таунсенда. (1) Бедность ничуть не страшила его, не было ни малейшего сомнения, что это не навсегда.
Он заслушивался Beatles, Kinks, Rolling Stones, пиратским «радио Кэролайн» и вообще всем, что попадалось под руку в барах, на случайных концертах, в гостях и в музыкальных салонах, где обычно оседали его последние деньги. Фредди чувствовал себя в своей среде, вокруг было полно возможностей, он не упустит свой шанс — пусть сейчас однокурсники и знакомые посмеивались над его зубами, акцентом и «не крутым» старомодным прикидом. Фредди перебивался случайной работой и верил, что станет звездой.
В том же Флетеме, в паре кварталов от дома Фредди один тощий студент-физик тоже был влюблен в музыку. С помощью отца он уже почти закончил свою самодельную гитару. На это ушло почти два года, но она была прекрасна, его Red Special. Еще ни одна в мире каминная полка, ни одни мамины перламутровые пуговицы не становились звездами — возлюбленная Брайана Мэя исправит это. Чуть раньше они с отцом собрали и телескоп, он тоже будет много значить в жизни Брайана, но всемирной славы не принесет. Не потому, что телескопы хуже гитар, просто у этих леди и джентельмена были слишком разные судьбы.
Тогда же в корнуольском Труро один миловидный юноша со взрывным характером уже забросил гитару, чтобы посвятить свою жизнь барабанам. По иронии судьбы звездами занимался Брайан, а в Предназначение (именно так — с большой буквы) верили Фредди и Роджер. Учеба Роджеру была скучновата, он всегда хотел играть в группе, и через 3 года в Лондоне звезды сложатся так, что он откликнется на объявление, написанное Брайаном Мэем.
Всю осень в одном из гаражей Лейстра репетировала группа «Opposition», сколоченная четырнадцатилетним Джоном Диконом, чтобы в конце года заработать свой первый гонорар в 2 фунта. Они много экспериментировали и отрывались, как могут только подростки, наплевав на все правила, не углубляясь в нотную грамоту, не имея нормального оборудования, почти не умея петь. Джон, перейдя к ритм-гитаре (а вскоре и к басу) после акустики, к недоумению друзей остался верен привычной технике и не использовал медиатор. Эта «непрофессиональная» игра пальцами через пару лет станет его фишкой. В 1969 Джон с отличными оценками поступит в Технологический колледж в Челси, и решит полностью посвятить себя учебе. Но он будет без конца слушать Deep Purple, он начнет отращивать волосы, он попросит мать прислать ему из дома его гитару и усилитель — Джон все-таки не сможет без музыки. Он увидит выступление Queen в первый год обучения: четверо парней в черных балахонах на плохо освещенной сцене будут похожи на приведения и не произведут на него ровно никакого впечатления. Еще через год он придет к ним на прослушивание, принеся с собой будущего всеобщего любимца — самодельный «усилочек Дикки», — и тогда их созвездие сложится окончательно.
1969
— И тут я понимаю, что шнуру от гитары не хватает буквально десяти сантиметров, чтобы достать до усилка! — едва ли в их шумной компании кто-то еще не слышал историю Тима про прошлый концерт, но все слушали с восторгом, как в первый раз. Это была история успеха, Smile вышли на новый уровень, и все неравнодушные отмечали это дело третий день. — И вот я бегу обратно и понимаю, что чертова сцена деревянная, и зря я вышел босиком, потому что у меня уже все пятки в занозах!..
— Эй, эй, Фредди, мы здесь! — перебил Роджер, подскочив с места. — Там Фредди, — объяснил он друзьям, — Ну помните, тот, с зубами…
Кто-то в уголке пошутил, что можно уйти со стоматологического факультета, но нельзя перестать быть стоматологом. Конечно, все помнили Фредди. Как не запомнить человека в шубе на голое тело, с роскошными черными волосами и манерами денди?
***
Три дня назад он подошел к ним после того знаменательного разогрева у Хендрикса и сказал что-то вроде:
— Привет, я Фредди! Ребята, вы замечательные, блистательные, просто великолепные. Но вам нужно сделать то, и то, и еще это! Больше играть с публикой, добавить драматичности! Больше звука, больше света!
— Окей-окей, Фредди, — смеясь, остановил его Брайан и громко спросил у Тима, — Кто этот парень вообще?
— Я певец, — Фредди вздернул подбородок и снисходительно добавил, — дорогуша.
— М, правда? Окей, приятель.
— И нужно, чтобы были костюмы, настоящие сценические костюмы! — продолжал махать руками новый знакомый, — Пусть все выступают в джинсах и рубашках, это не интересно. Интересно, когда шоу!
— Шоу? — заинтересованно протянул Роджер. Вообще-то он не имел ничего против сценических костюмов.
— О, это было такое крутое соло в «Keep yourself alive»! — немедленно набросился на него Фредди, — Вы вдвоем просто как Митч Митчел и Джимми Хендрикс! (2)
— Ха! — усмехнулся Брайан, — а ведь мы и искали барабанщика именно в духе Митчела… Я Брайан Мэй — представился он.
— Я знаю! — Фредди чуть было не заулыбался во все свои тридцать-сколько-их-там-у-него зуба, но в последний момент смутился, прикрыл рот кулаком, кашлянул и, впершись взглядом в стену за спиной ребят, пожал руку Брайану, — Про Роджера мне Тим тоже рассказывал.
— Можешь звать меня, как все, «Sex on legs»! (3) — заявил Роджер и хлопнул Фредди по плечу. — Пойдем догоним Тима и выпьем за наш успех! Поможешь допереть барабаны? — Фредди с готовностью согласился, а Роджер продолжал, — Про шоу это ты правильно говоришь, и с прикидом надо бы что-то придумать. Хотя эта шуба на волосатой груди делает тебя похожим на греческого сутенера, приятель!
— Слышу зависть в твоем голосе, Роджер! — поддел Брайан.
***
— Хендрикс — бог рок-н-ролла! — орал через пару часов пьяный в хлам Фредди, — Electric Ladyland звучит как оркестр из трехсот гитар — когда я слышу это у себя в голове, я чувствую себя пагодой, вращающейся в небесах! — он вскочил из-за стола и, раскинув руки в стороны стал кружиться на месте.
— Тим, а он стихи не пишет, нет? — полушутя спросил Брайан.
— Что, хочешь, чтобы и твою гитару так же расписывали? — рассмеялся Тим и не заметил, что Брайан буркнул «Я не против», — Хотя вообще-то, кажется, пишет. Ой, кто-нибудь, отберите у него зонт!
Фредди нашел чей-то зонт-трость и теперь держал его на манер гитары, что-то тихо напевая. Он повторял одну и ту же фразу: «'scuse me while I kiss this guy"(4) и довольно экспрессивно двигал бедрами. Девушки оживились.
Пэт, сестра подружки Брайана наконец крикнула:
— Там, по-моему, не такие слова, там «kiss the sky»!
— А я так хочу: kiss this guy… — капризно протянул Фредди, — Он такой гений! О боже, я завтра опять иду на его концерт в Кэмпден Тауне, кто со мной?
Фредди не смог бы сказать, что привлекло его в Smile, — кажется, ничего. Но ведь так люди и влюбляются, правда, дорогуши? Он продолжил ходить на все их выступления, тусовался с общими друзьями и даже втискивался в старенький зеленый микроавтобус Ford Thames, садясь чуть ли не на барабаны, когда Smile выезжали выступать куда-то за пределы Лондона. Наступило беззаботное лето пляжных вечеринок и провинциальных концертов. В выпивке, музыке и сексе не было недостатка, а о деньгах думали редко. Фредди мог быть одновременно наглым и скромным, и он быстро стал незаменимым. Он доставал выпивку, когда закрывались бары, находил электрика, когда перегорал усилитель, всегда таскал с собой аспирин на случай похмелья и даже однажды зашил прямо на Роджере штаны, когда прямо перед выходом на сцену у него сломалась собачка. Бедный Роджер едва досидел до конца выступления, а после вприпрыжку ломанулся в туалет, едва ли не на ходу распарывая нитки на ширинке.
Фредди Булсара был застенчивым человеком, тщательно скрывающим все, что касалось его внутренней жизни, мыслей и — особенно — чувств. Именно поэтому в его квартирке на Ферри-роуд постоянно жило человек 5-6 приятелей, хотя хозяйка искренне думала, что они с Роджером снимают квартиру вдвоем. Неясно, как она могла оставаться такой наивной, взвинчивая арендную плату до небес.
Он проснулся восхитительной ноябрьской субботой от ужасного холода и не менее ужасной жажды. Ледяной ветер врывался в щели оконных рам и гулял по всей квартире, а кто-то стащил с него одеяло. Вернее, Фредди сам, испытывая среди ночи пьяное желание «проветриться», отдал его Брайану с его вечно ледяными руками, который почему-то уснул, сидя в кресле. Недолгие раздумья приводили к выводу, что Брайан галантно уступил кровать кому-то из девушек. Поднимаясь, Фредди чуть было не наступил на кого-то. Кажется, это был Майк Берсин, гитарист и вокалист Ibex, группы Фредди. Майк вчера притащил матрас, немного денег, какого-то бухла и сказал, что он максимум на две-три недели. Ну что ж.
— Брайан, золотце, ну спина же будет болеть, — посетовал Фредди, слегка его тормоша, — Давай перекладывайся на кровать, там никто из этих невеж не наступит на тебя.
Кокон из одеяла и кудрей сомнабулически поплелся к кровати, а Фредди включил радиоприемник и отправился на прогулку по квартире, переступая через тела, еще пытающиеся урвать минутку сна. На кухне он нашел чайник, гитару и спящего, завернувшись в штору, Роджера Тейлора. Фредди напился прямо из чайника, поставил его на огонь и начал наигрывать на гитаре:
— Роджер, ты слышишь меня? Ты чувствуешь, что я рядом? Роджер, ты видишь меня? (5)
— Ох, Фред, заебал, свали. У меня такое похмелье, что болит даже мое имя… — страдал Роджер.
— Я могу помочь и подбодрить тебя? Роджер? Роджер? Роджер? Роджер? (6)
— Ты все-таки решил, что тебе нужны мои стоматологические навыки? Учти, методы изменились, и тебе не понравится, — похмелье иногда делало из общительного и улыбчивого Роджера самого злобного человека на свете.
— Во-первых, я дерусь лучше. А во-вторых, эта шутка была смешной первые пятнадцать раз. Вставай, я чай заварил. Вставай, говорю, пока Брайан не увидел, как ты надругался над занавеской, которую нам подарила миссис Мэй!
— Ненавижу тебя, — жалобно сообщил Роджер, — Че за чай?
— Не могу найти ерл грей, это тот жасминовый, который вчера принесли.
— Блядь, Фредди! Он же с травой!
— Чего?
— Того! Ребята вчера не успели отделить чай от марихуаны, это смесь!
— Епт! — ужаснулся Фредди, — Хорошо, что я только раз хлебнул! Тогда кофе? Тебе с молоком?
— Откуда у нас молоко?
— Да чтоб я знал! Может, Брай принес… Не прошлогоднее!
— Не, кофе с молоком — это попса. Черный — вот это рок-н-ролл! И это, пожрать бы что-нибудь, раз уж ты готовишь.
— Я что тебе в кухарки нанимался? Хочешь, чтобы я готовил, скажи, как! Как вот, например, яйцо сварить?
— Нуу, — глубокомысленно протянул Роджер, — Кажется, это как-то связано с горячей водой… Но это не точно! — Оба сложились пополам от смеха. — Ладно я в ванную. Как же больно, а.
Роджер скрылся, но через минуту из комнаты донесся его голос:
— Знаешь, что не дало мне спать сегодня? Одна мысль меня мучит и не дает покоя. Как такие высокие люди, как ты, могут спать, когда одеяло не накрывает их полностью?
— Роджер, ты издеваешься? Суббота! Еще темно!
— Ну вот, а ты не спишь! Это все из-за одеяла, да?
До Фредди донесся вымученный стон Брайана Мэя, звук удара чего-то мягкого о стену и приглушенный смех просыпающихся «постояльцев».
— А еще признавайся, проказник, — громко ржал Роджер, — Почему это ты спишь в кровати Фредди?
К сожалению, второй подушки, чтобы запустить ею в Роджера, не нашлось, и Брайан скрылся с головой под одеяло и оттуда пробурчал:
— На моей спят Крисси и Пэт.
— Это, конечно, не мое дело, — отозвался откуда-то Пит Эдмундз, владелец зеленого «форда», обычно исполняющий обязанности дорожного менеджера Smile, — Но как-то более естественно, я бы даже сказал «натурально», спать со своей девушкой, а не с другом.
— Да дайте же человеку поспать! — взвыл под всеобщий хохот Брайан.
— Так, дорогуши, — вмешался Фредди, — Кто проснулся, идет стройными рядами в ванную, а потом на завтрак. А кто помешает светилу современной науки спать, будет отравлен!
— Боже, Фред, — подал голос Майк, — Мы знаем, как ты готовишь, все и так будут отравлены.
— Цыц! — скомандовал Фредди, твердо решивший встать на защиту сна Брайана.
октябрь 1969
С начала осени Брайан был совсем на мели: сбережения были истрачены за лето, со стипендией в этом году не повезло — и он подрабатывал в Империал колледже, дважды в неделю читая там лекции и перебиваясь по вечерам частными уроками. Но уже в конце сентября стало понятно, что дело дрянь, квартиру ему не потянуть, и Брайан уже хотел вернуться к родителям в пригород, когда Роджер и Фредди решили съехаться. «А где помещаются двое, там и трое вместятся! Будем по очереди спать на диване на кухне, дорогуши. А то там адская пружина прямо в ребра впивается.»
Спустя неделю после переезда погода неожиданно испортилась, и теперь и снаружи, и внутри было примерно градусов 50 (7). В доме оказался неисправным паровой котел, но Фредди грел себя мыслью, что на отопление среди осени им все равно не хватило бы денег. Роджер грел себя водкой.
Они удивительно легко сдружились, и через пару месяцев после знакомства были уже не разлей вода. Роджер ничего не умел чувствовать наполовину. Он дружил, как любил, как играл, — отдавая всего себя без всяких условий. Вероятно, Брайан был слишком деликатен и не мог вот так взять себе всего человека, а Фредди или не обладал подобной щепетильностью или сам был из породы Роджера — и эти двое бросились друг в друга, как в омут. И нет, Брайан не ревновал и не чувствовал себя покинутым (он и не был): это же рок-н-ролл. Это всего лишь рок-н-ролл, но ему нравилось (8). Брайан даже не удивился, когда однажды Роджер притащил какой-то полушубок и сказал, что это из «их с Фредди магазинчика».
— Вам нужен не магазин шмотья, а клуб по обмену одеждой, Родж, — лениво бросил Брайан, — Кажется, я уже видел на Фредди эту рубашку.
— Не завидуй, — огрызнуся Роджер, нежно гладя шубу, — Что бы ты понимал. Это русский мех.
— Вот и спи в нем, наверняка эта шкура теплее, чем твое покрывало, — посоветовал Брайан.
Из ванной послышался шум воды, потом что-то похожее на вой, потом матерная тирада. Наконец вышел Фредди, у которого зуб на зуб не попадал.
— Роджер, поганец! Ты слил всю горячую воду из бойлера! Не мог немного оставить?
— Я замерз! — вскинулся Роджер.
— Все замерзли! — Фредди остервенело терся полотенцем, пытаясь хоть как-то разогнать кровь.
— Фред, он пришел весь промокший и в одном ботинке, имей каплю сострадания, — встал Брайан на защиту Роджера, — Сейчас я тебе чаю заварю.
— А разве Роджер не вчера промок? — осторожно уточнил Фредди.
— Вчера, — подтвердил Роджер, — И бойлер тоже помер вчера.
— Иисус Мария! — вздохнул Фредди, — Спасибо тебе, Брай. Будь котиком, плесни туда, пожалуйста, коньяку или водки, что у нас там осталось… — Фредди надевал второй свитер и выглядел при этом гораздо менее богемно, чем обычно.
— Фредди, прости, — примирительно начал Роджер, — У меня есть мазь со скипидаром, согревающая. Дать? Натрешься целиком, полегчает.
— Нет, спасибо, я лучше по-старинке погреюсь, — и он жалобно шмыгнул носом.
Единственный человек в этом доме, имеющий работу хоть с каким-то подобием нормированного графика, Брайан вставал раньше всех и частенько разгребал на кухне последствия полуночных посиделок Фредди и Роджера: черновики песен вперемешку с конспектами по биологии и рисунками, переполненные пепельницы, грязные чашки… А еще у Фредди была раздражающая привычка класть кухонную утварь каждый раз в новое место: вероятно, сказывалась его артистическая натура, не терпящая однообразия и рутины. Безуспешно обыскав все, не найдя сковороду и поняв, что уже опаздывает, Брайан заглянул к Фредди:
— Фред, а где?.. Впрочем, наверное, неважно…
Фредди спал не один. Он обнимал поперек туловища Роджера, не давая ему упасть с кровати. Брайан хотел бы уйти незамеченным, но парни уже проснулись, и видимо, изумление на лице Брайана сказало им многое.
— Это не то, о чем ты подумал, — быстро сказал Фредди.
— Так теплее, — поддержал Роджер, зачем-то добавил, — Честно, — и начал выбираться из постели. Никто из них не смотрел в глаза другим.
— Ладно, потом расскажете, я опаздываю, — поспешил ретироваться Брайан. Он был как будто немного дезориентирован, и ему необходимо было побыть немного наедине со своими мыслями.
Вечером Роджер снова попытался оправдаться:
— Брайан, это было правда только для тепла.
— Я же ничего не сказал, — улыбнулся Брайан. Он чувствовал неловкость после утреннего события, и возможно, стоило поговорить об этом, ведь хочешь — не хочешь, а ближайшие пару месяцев они будут жить втроем.
— Зато подумал, — рассмеялся Роджер.
Брайан, глядя на его искреннюю ухмылку, тоже рассмеялся: действительно подумал. Но не осудил. Да и не за что, похоже, было осуждать: Роджер открыто и честно все рассказал, он явно ничего не скрывал, но вот Фредди…
— Да брось, Брайан, это же Фредди, самый добрый человек на свете. Ну, после тебя. Тем более, у него девушка есть.
— Кажется, есть, — задумался Брайан.
— Ты видел, как они общаются?
— Да, очень трогательно. А что?
— Я на днях заходил с Фредди в колледж. Надо было взять чьи-то там рисунки, чтобы толкнуть в нашей лавочке… И вот в коридоре он увидел Розмари. Это надо было видеть! Он подкрался к ней сзади незаметно, как кот. Обнял за талию и что-то нежно зашептал в ушко.
— Необычный способ здороваться, — заметил Брайан.
— Ага, еще если учесть, что в моде показное равнодушие, особенно до обеда! — с продолжал восторгаться Роджер, — Но вообще, кажется, у нее Фредди — запасной вариант, — вдруг досадливо поделился он, — И еще она говорит, что коммунистка и хочет поехать в Москву.
— Не может быть! — ахнул Брайан, — Ну надо же. Бедолага Фредди.
— И не говори, приятель, одна головная боль с этими девчонками.
— Это у тебя от алкоголя головная боль.
— И от этого тоже, — согласился Роджер.
Из коридора послышался звук открываемой двери, Роджер потушил сигарету, пробормотав: «Боже, и когда наконец табак упадет в цене?» — и быстро добавил:
— Короче, я взял на заметку, как надо ухаживать за девушками.
— О чем сплетничаете? — спросил Фредди, появившись в дверях.
— Да вот, — улыбнулся Брайан, — Обсуждаем, какой ты правильный старомодный любовник.
— Оу, — Фредди, казалось, смутился, а потом тихонько рассмеялся — Роджер, милый, ты все ему рассказал?
— Все-все-все, — закивал Брайан, скорчив псевдосерьезную мину.
— «Правильный старомодный любовник»? Я запомню! (9) Очень милая характеристика. Подождите-ка…
Фредди ускакал в прихожую и вернулся с сомнительного вида мешком, вывалил на пол, не глядя, ворох тряпья, выхватил что-то чудовищно пестрое и провозгласил:
— Посмотрите на этот великолепный предмет одежды, он принесет нам целое состояние!
Брайан и Роджер переглянулись и засмеялись:
— Это кусок ковра, Фред!
— Зануды! — укоризненно сказал Фредди.
— Пижон! — не остался в долгу Брайан. Чудачество Фредди, который вел себя, как звезда, сидя без гроша в кармане, вызывало у него симпатию и даже нежность, которым Брайан пока не очень-то доверял. Но Фредди был невероятный, его искренний оптимизм был заразнее гриппа, и волей-неволей его невозможно было не любить.
— И вот еще, — Фредди выгрузил на стол бутылку бренди и два апельсина.
— О, гуляем! — обрадовался Роджер. — По какому поводу?
— Да так, подзаработал немного.
— Опять позировал голым для престарелых мужеложцев? — подмигнул Брайан.
— Да чуть яйца себе не отморозил, пока сидел! — воскликнул Фредди и самодовольно усмехнулся, — Зато 5 фунтов мои. Кстати, я говорил сегодня с нашей миссис Хадсон, она обещает, что термостат починят в начале следующей недели.
— По радио обещали пиздец, а не погоду, — пожаловался Роджер.
Все трое обреченно вздохнули.
— Так что, Брайан, советую тебе тащить свои одеяло и отмороженную задницу к нам с Роджером, — сказал Фредди, — Я понимаю, что у закрытых школ для мальчиков скверная репутация, но поверь, это нормальная практика, когда речь идет о жизни и смерти. Ничего такого.
— А что, эта скверная репутация имеет основания? — Фредди редко рассказывал о своей жизни до переезда в Англию, и Брайан воспользовался моментом.
Фредди отвернулся к плите, зажег газ, поставил еще горячий чайник и тихо ответил:
— Как правило, имеет. Роджер, а что ты там ешь, суп? Почему мне не предложил?
Роджер действительно хлебал ложкой из тарелки какую-то сомнительную жидкость. Брайан скривился:
— Это кофе.
— Почему же ты не пьешь из чашки, как все нормальные люди?
— Потому что ты не моешь посуду, как все нормальные люди, — сердито ответил Роджер.
— Количество грязной посуды величина постоянная и определяется высотой крана, — меланхолично заметил Брайан.
— Да помою я! Помою! — вспылил Фредди, который уже четыре дня откладывал это гадкое дело, — Прямо сейчас.
— Ага, а то там уже новые формы жизни завелись, по-моему. Да, Роджер? — поддержал Брайан.
— Мне кажется, я видел там крысу…
— Крысу? Вы с ума сошли? Говорил же, нам необходимо завести кота. Где перчатки? — Фредди был настроен решительно. Горячей воды не было, и он решил залить мерзкую склизкую кучу посуды кипятком из чайника.
— Ай! — выкрикнул Фредди отдергивая руку.
— Она тебя укусила! Укусила! — кричал Роджер.
— Да заткнись ты, я просто обжегся.
— Ладно, с меня хватит этого дурдома, — Брайан встал из-за стола, — Мне еще план лекции писать.
— Позови, когда «Доктор Кто» начнется! — крикнул ему вдогонку Роджер, — Знаю, что он его ненавидит. Но надо же пользоваться удобствами, за которые мы платим, — объяснил он Фредди, — А то бойлер без горячей воды, холодильник без еды, хоть телек не подводит.
— Холодильник что ли отмыть заодно, пока он пустой… — рассуждал Фредди, — Родж, ты не выращиваешь эту плесень для какой-нибудь лабораторной, нет?
— Не-а, — равнодушно отозвался Роджер. Он уже открыл бренди, почистил апельсин и теперь медитативно разглядывал, как таинственный и холодный свет из недр холодильника подчеркивает выразительное скуластое лицо Фредди.
Апельсины разделили по-братски, Брайан достал откуда-то старые крекеры, но запретил подливать себе бренди в чай, поэтому наблюдал, как с каждым глотком друзья отдаляются от него все дальше.
— Вот станет Брайан великим ученым, изобретет Тардис (10)… — мечтал Роджер, развалившись на диване и нагло грея ноги о теплый бок Фредди.
— Если он станет великим ученым, тебе придется стать великим дантистом, так что я бы на твоем месте не склонял бы его к этому, — заметил Фредди, — А ты бы хотел путешествовать в прошлое или в будущее?
— В будущее, конечно! — оживился Роджер, — О прошлом можно и в книжках почитать, а будущее — только сами увидеть, если протянуть достаточно долго. А мне интересно заглянуть вперед не на 50 лет, а на 500, например.
— Страшно, — задумчиво сказал Брайан. — Мало ли, что там еще ужасного придумает человечество. Вдруг фашистские концлагеря по сравнению с этим покажутся Батским курортом (11)?
— Ты что, не веришь в разумность и гуманность человечества? Ты, Брайан? Этого не может быть, — Роджер был изумлен.
— Верю, конечно, — улыбнулся Брайан, — Но ведь на то она и вера, чтобы противоречить рациональному.
— Ну вот, — расстроился Роджер, — А с точки зрения физики это возможно?
— Машина времени как аппарат — едва ли, — ответил Брайан, — Но вот что касается космических путешествий, то в специальной теории относительности описывается эффект релятивистского замедления времени, — Брайан заметил, как Фредди попытался незаметно зевнуть, — Который не только не отрицает этого, но утверждает, что это почти неизбежно. Именно так, как хочет Роджер: проскочить на пару десятков, а то и сотен лет вперед. Только для этого нужен корабль, способный развивать скорость, близкую к скорости света, или черная дыра поблизости. Если мы и будем этому свидетелями, то наверное, уже в глубокой старости.
— Эх, жаль, — вздохнул Роджер, — Застряли в этой глупой эпохе и не можем выбраться. Совсем как с этой хатой история: никакой возможности съехать из этой конуры.
— Да ладно тебе, Родж, — сказал Фредди, — Самое горькое, если потом окажется, что единственное, что ты хочешь — это на пару десятков лет назад, когда была молодость, бухло, холодная конура и мы с Брайаном. Чин-чин, — Фредди отсалютовал чашкой алкогольного чая и добавил, — Я верю в наше прекрасное будущее, но иногда все-таки страшно: а вдруг дальше ничего не будет? Вдруг сейчас и есть самое счастливое время? Не подумайте, я очень счастлив, что сейчас с вами, люблю вас и все такое, но все-таки…
— Мы поняли, Фред, можешь не объяснять, — печально покивал головой Брайан.
— Угу, — поддакнул Роджер, — Тоже иногда думаю об этом.
— Но мне очень жаль этих гипотетических эйнштейновских астронавтов, — продолжил Брайан, — Представляете, летишь ты в космос впереди всей современной науки, возвращаешься через пару лет, а на Земле прошло несколько веков, твоя миссия давно устарела и никому не нужна, родные умерли, человечество интересуют другие проблемы. Не знаю: войны, перенаселение, голод. Государства другие, идеалы у людей…
— Инопланетяне ходят по улицам… — вставил Роджер.
— И оказывается, что даже вернуться некуда. Ты как живой музейный экспонат, пыльный, пронафталиненный, побитый молью. Еще более одинокий, чем в космосе. И твоя боль никому не нужна и непонятна.
— Ух, загнул, — сказал Фредди, передавая Роджеру спички, — Напиши про это песню.
— Сюжет настолько не нов, что как-то совестно писать про это, — улыбнулся Брайан.
— А ты все равно напиши (12), — настаивал Фредди. — Проникновенно получится.
— Ладно, тогда пусть Роджер перестанет тушить окурки в горшке с бегонией, она все-таки живая.
— Договорились! — рассмеялся Фредди, отобрал у полусонного Роджера сигарету и потушил ее об апельсиновую кожуру.
— Брайан все-таки удивительный, — рассуждал Роджер, когда они с Фредди устраивали гнездо из всех имеющихся в доме одеял, пледов и подушек — «Бегония живая, ей больно.» Таких, как он, больше нет, ей-богу.
— Да, помню, он мне сразу понравился, добрый великан Брайан Мэй. Спросишь у него: «Как дела?» — он даст подробный отчет! — улыбнулся Фредди. Роджер сражался с пододеяльником и только насмешливо фыркнул.
Фредди был убежден, что Брайан и Роджер любят друг друга. Любят глубоко, самоотверженно и навсегда. Но была ли это «такая» любовь? У них было совершенно особенное взаимопонимание, они хорошо смотрелись и звучали вместе, — но Фредди мог и ошибаться. Ведь в конце концов, ему нравилось думать, что даже у Роберта Планта и Джимми Пейджа (13) роман («Нет, вы видели этих двоих на сцене? Вы вообще их видели? Если они прошли мимо друг друга, значит, человечество равнодушно к красоте и потому обречено гибели!»). У любви множество оттенков; Фредди, для которого через несколько лет секс станет одной из нормальных форм простого человеческого общения, уже чувствовал это. Делить постель, чужую ванную или туалетную кабинку можно и без любви (хотя тоже все-таки лучше с какой-нибудь ее разновидностью). А вот писать музыку без любви совершенно невозможно. Можно срастись душами, поселиться навсегда в мыслях и песнях друг друга, но даже ни разу не захотеть услышать, как бьется любимое сердце под твоей ладонью. Наверное, можно — с Фредди такого не случалось.
— Родж, ты носил белье в прачечную. Где оно? — Фредди раздражался на то, что быт им определенно не давался.
— В шкаф запихнул.
— Я не могу найти наволочку, — в шкафу чистая одежда лежала комом вперемешку с постельным бельем и полотенцами. Сразу видно: хозяйничал Роджер.
— Вот она! — Фредди отрыл наволочку на другой полке, — Ты ее спрятал в куче своих трусов. О! Это же мои трусы. А я думал, что потерял их. Признавайся, маленький извращенец, зачем они тебе?
— Лучше расскажи, почему факт потери собственных трусов показался тебе таким незначительным, — отмахнулся Роджер.
Брайан наконец освободил ванную, где пытался помыться водой, нагретой в чайнике, и поинтересовался, как они расположатся.
— С твоей шевелюры на постель натечет целое озеро, — заворчал Роджер.
— Тогда, чур, я посередине! — оживился Фредди, — И не слушай его, дорогой, твоя роскошная шевелюра — достояние мировой рок-музыки! И твой травяной шампунь мне тоже нравится.
— Так вот почему он так быстро заканчивается, — догадался Брайан.
Не было никакой уверенности, что Брайана и Роджера стоит подталкивать на телесный контакт, какие бы чувства их ни связывали. А Фредди с его репутацией самого эксцентричного человека квартала парни легко спустят с рук и сонные объятия, и случайные пинки под зад. Фредди нравилось прикасаться к людям. Отрочество в школе-интернате с такими же мальчишками, оторванными от своих семей, сделало понятие «личные границы» почти ничего не значащей условностью и воспитало его жадным до человеческого тепла. Жадным иногда до неприличия — несмотря на знание, что неизбежно придется расплачиваться болью, которая почему-то из раза в раз не становилась слабее.
Брайан отвернулся и затих, хоть и уснул, судя по дыханию, не сразу. Кажется, ему (в отличие от Фредди) была чужда тактильность, он привык прислушиваться — к миру и к себе. На сцене он настолько сливался со своей музыкой, что казалось, сам становился звуковой волной. Фредди иногда задумывался об ошибочной логоцентричности мировых религий: очевидно же, что бог создал мир не из слова (зачем произносить слова, если их некому услышать?), а из музыки. В начале мира, посреди Ничего, бог пел. Или играл на гитаре, как Брайан Мэй на темной сцене. Во время игры Брайан ничего не видел и почти не чувствовал (однажды он сломал ноготь почти до мяса и заметил это только через минуту после окончания соло). Фредди думал, что Брайану были чужды долгие мучительные «поиски себя», которыми занимался каждый в их поколении, — он с юности знал себя, свою душу, потому что умел слушать. Он относился к ней, как к тонко настроенному хрупкому инструменту, вроде арфы. Много раз Брайан скажет, что именно эту тонкую настройку он бережет, отказываясь от алкоголя и наркотиков. Все-таки он был совершенно очаровательный чудак, этот астрофизик, слышащий музыку сфер. Было в нем что-то волшебное, сказочное, как если бы он был подброшенным людям ребенком фей.
Фредди улыбнулся спросонья: это запах травяного шампунь вызвал мысль о феях; он во сне зарылся в волосы Брайана, как в пушистое теплое облако, и в носу было щекотно. Пытаясь нащупать будильник, чтобы посмотреть, сколько еще осталось спать, он перегнулся через Брайана («Ну наконец-то он теплый, даже горячий. Уж не температура ли?») и чуть не уронил с тумбочки очки Роджера. Роджер носил их только дома и редко в университете: стеснялся. Но он несомненно был из тех, кто любит глазами; красота (внешняя, материальная) для него была важнее удобства. Яркая непрактичная одежда, вызывающе красивые подружки, любовь к дорогим машинам, желание стать миллионером и купить весь мир — за забавной рок-н-ролльной инфантильностью Фредди видел искреннюю любовь Роджера к реальному миру в самых ярких и праздничных его проявлениях. Наверное, причина была в плохом зрении: зримый мир кажется более загадочным и чудесным, когда не вполне уловим.
Он засыпал, надеясь, что Брайан не разболеется, и чувствуя, как Роджер закопался с головой в одеяла и свернулся там теплым калачиком. Ощущение свершающегося чуда не покидало Фредди уже больше полугода. Мама говорила, что у него хорошая интуиция, и наконец теперь он поверил ей. Фредди хотел бы никогда не расставаться с этими двоими, и что-то подсказывало ему, что это возможно. Что случающееся с ними прямо сейчас, чему он не мог найти слова, — навсегда.
Примечания:
(1) Чарли Уоттс — ударник группы The Rolling Stones.
Пит Таунсенд — гитарист и автор песен группы The Who.
(2) Мит Митчел — барабанщик группы Хендрикса The Jimi Hendrix Experience.
(3) «Sex on legs» — дословно «ходячий секс».
(4) 'scuse me while I kiss this guy — дословно «прости меня, когда я целую этого парня», переделанные слова из песни Джимми Хендрикса «Purple haze».
(5), (6) Фредди поет песню «Tommy can you hear me?» из рок-оперы «Tommy» группы «The Who», заменяя имя «Томми» на «Роджер».
(7) 50 градусов по Фаренгейту — примерно 10 по Цельсию.
(8) Слова из песни The Rolling Stones «It's Only Rock'N'Roll (But I Like It)»
(9) В 1976 году Фредди напишет песню «Good Old-Fashioned Lover Boy».
(10) Тардис — машина времени и космический корабль из британского телесериала «Доктор Кто».
(11) Минеральные воды в городе Бат были популярным местом летнего отдыха английской аристократии в 18-19 веках.
(12) Песню «'39» с этим сюжетом Брайан напишет в 1975 году.
(13) Роберт Плант и Джимми Пейдж — вокалист и гитарист группы Led Zeppelin.
@темы: queen, пучина графомании, maylor